В.П. Трут

 

ТРАГЕДИЯ РАСКАЗАЧИВАНИЯ

 

Конец 1918 - начало 1919 года... В России вовсю полыхает страшный пожар братоубийственной гражданской войны. Обстановка на фронтах складывается в пользу красных: силы их противников разобщены, частично разбиты. Красная Армия ведет успешное наступление на основных направлениях. Особенно благоприятное положение было на важнейшем Южном фронте, где с 4 января 1919 г. началось осуществление крупной наступательной операции 8-й и 9-й армий. Вскоре красные части вступили в пределы Донской области. В это же время значительно усилился процесс внутреннего разложения белоказачьих войск Донской армии атамана П.Н. Краснова. Основная масса донского казачества под влиянием сильной усталости от войны, растущего разочарования в проводимой казачьими лидерами политики, активной просоветской агитации и успехов Красной Армии стремилась к уклонению от дальнейшего вооруженного противоборства и поиску путей мирного урегулирования. Дело доходило до того, что целые казачьи полки белых отказывались выполнять приказы командования и посылали своих депутатов к красным для ведения мирных переговоров. Так, делегации для переговоров о заключении перемирия направили 6, 22, 23 и 24 конные и 22 пеший казачьи полки.¹ Многие казачьи полки в полном составе самовольно покидали боевые позиции и расходились по домам, а некоторые сдавались в плен. Член РВС Южного фронта И. Ходоровский докладывал в Москву: «Количество пленных постоянно растет. Полностью сдались 25, 26 и 27 конные, 24 и 25 пешие полки. Сдавшиеся казаки обезоруживаются. Командный состав казаков бежал в Новочеркасск. Среди казаков полное разложение».² Красновская армия буквально таяла день ото дня. По свидетельству известного красного военспеца Н. Какурина, «...началось преследование ее остатков, отмечавшееся или массовой сдачей в плен целых казачьих частей, или уходом их по домам».³ Это позволило красным уже в самом скором времени занять большую часть территории Донской области.

Серьезные колебания отмечались и в рядах сражавшихся на стороне белых кубанских и терских казаков. Примерно так же развивались события и на востоке страны, а настроения оренбургских и уральских /яицких/ казаков во многом перекликались с отмеченными настроениями донцов. В немалой степени это способствовало успехам Красной Армии на Восточном фронте: 22 января 1-я армия заняла Оренбург, а 24 января совместно с частями 4-й армии - и столицу Уральского /Яицкого/ казачьего войска город Уральск. Казалось, что исход жуткой гражданской войны уже практически предрешен, и она близится к своему окончанию.

И вот в таких, более чем благоприятных для советской власти условиях, 24 января 1919 г. Организационное бюро ЦКРКП(б), возглавляемое Я. Свердловым, принимает циркулярное письмо партийным организациям Дона и Приуралья, определявшее политику большевиков по отношению к казачеству. В нем говорилось: «Последние события на различных фронтах в казачьих районах - наши продвижения вглубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск - заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути здесь недопустимы.

Поэтому необходимо:

1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.

3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.

4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у которого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.

ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли»⁵.

Данный документ поражает не только своей очевидной категоричностью и жестокостью, не укладывавшимися даже в экстремальную ситуацию гражданской войны,но и явной расплывчатостью и неопределенностью многих ключевых формулировок. Последнее обстоятельство позволяло, а отчасти и прямо нацеливало, существенно расширить масштабы репрессий по отношению к казакам, включая и ни в чем не повинное мирное население. Например, если первая часть фразы первого пункта циркуляра «... провести беспощадный массовый террор» более чем ясна и понятна, то вторая часть «... по отношению ко всем вообще казакам /!/, принимавшим какое-либо прямое или косвенное /!!/ участие в борьбе с Советской властью» совершенно неопределенна. Что значит «косвенное участие»? Кто должен был определять степень причастности станичных жителей к борьбе с советской властью? Каковы критерии этого участия? Кроме того, данная фраза весьма красноречиво свидетельствует, что в большевистской политике по отношению к казачеству отсутствовал постоянно подчеркивавшийся советскими лидерами так называемый «классовый подход или принцип». Ведь в документе четко указано: «... ко всем вообще /!/ казакам», в какой-либо (т.е. совершенно неопределенной и неявной) степени причастных к шедшему вооруженному противоборству.

Сразу же после принятия данного циркулярного письма, в литературе зачастую именуемого директивой, Оргбюро ЦК рассылает его на места с указанием решительного осуществления всех указанных мер. Так было положено начало реализации преступной политики террористического расказачивания*, вылившегося в геноцид казачества как этносоциальной общности.

 

*Необходимо отметить, что сам термин «расказачивание» появился задолго до революционных катаклизмов XX века и нес совершенно иную смысловую нагрузку. Под «расказачиванием» еще во 2-й половине XIX - нач. XX вв. понимали упразднение сословных льгот и тягот (т. е. прав и обязанностей) казачества как социально-классовой (в данном случае-сословной) общности, управление ею в социально-экономическом плане с другими слоями населения, главным образом-с крестьянством. Ни о каких насильственных мерах воздействия на казачество, а тем более о его ликвидации как такового, присущих ему отличительных этносоциальных признаков (самосознании, культуры, быта и т.п.), не говоря уже о каких-либо административных или силовых притеснениях, массовых и огульных преследованиях или физическом уничтожении казачьего населения, в то время никто, в том числа и явные недоброжелатели и открытые враги казачества, даже не заикался. Таким образом, следует четко различать два совершенно разных смысловых понятия, вкладывающихся в один и тот же условный термин «расказачивание», с одной стороны - административное, формальное упразднение сословных прав (льгот) и обязанностей (тягот) казачества как социально-классовой категории (сословия), а с другой - осуществлявшиеся большевистским руководством масштабные и целенаправленные действия по реализации открытой репрессивной политики в отношении казачества, вобравшие в себя множество мер, вплоть до массового физического уничтожения мирного казачьего населения, направленные на полное искоренение особенностей казачества как этносоциальной общности. (Авт.)

  

На основании полученной директивы из Москвы местные партийно-советские и военные органы разрабатывали конкретные указания и планы действий по ее претворению в жизнь. Так, уже 5 февраля 1919 г. РВС Южного фронта издал приказ о создании полковых революционных трибуналов, в функции которых вменялось осуществление «...суда и расправы со всякими контрреволюционными элементами, не принадлежавшими в данный момент к составу полка» (т. е. главным образом к гражданскому населению). Реввоенсовет фронта, продолжая работу в данном направлении, 7 февраля написал свою инструкцию, подписанную И. Ходоровским, согласно которой надлежало расстреливать «... всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и проч., всех без исключения офицеров красновской армии, всех богатых и так далее»⁶. Содержание этой инструкции, разосланной 8 февраля по всем частям фронта, вместе с директивой ЦК, вызвало сомнения и растерянность даже у некоторых армейских начальников, которые, опасаясь возможной провокации, выслали ее копии в Москву председателю СНК В. Ленину и наркомвоену JI. Троцкому. В свою очередь руководитель Донского бюро РКП(б) С. Сырцов от имени этого органа направил во все ревкомы области распоряжение следующего содержания: «В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний Донбюро предлагает провести через соответствующие советские учреждения следующее: 1. Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, направить как заложников в районный революционный трибунал /уличенные согласно директивам ЦК должны быть расстреляны/; 2. При опубликовании приказа о сдаче оружия объявить, что в случае обнаружения по истечении указанного срока какого-либо оружия будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников; 3. В состав ревкомов ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания, не коммунисты...; 4. Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех сбежавших казаков /то же относится и к кулакам/ и без всякого исключения арестовывать и направлять в районные трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания».⁷

Аналогично действовали и партийные и советские органы в казачьих областях востока страны. Один из руководителей Уральского Совета П. Петровский, например, считал, что с казачеством как с обособленной группой населения необходимо покончить. Для этого, помимо проведения по отношению к казачеству тактики красного террора, соответствующих политических реформ, организовать массовое переселение на казачьи территории неказачьего населения, чтобы оно количественно значительно превосходило численность казаков и, таким образом, ликвидировало бы даже саму возможность волеизъявления казачества.

Но и эти меры он считал недостаточными и настаивал на расформировании Уральской области и передачи ее территорий по частям прилегающим губерниям.

27 февраля 1919 г. на основе соответствующего приказа командующего 4-й армии красных и Уральского ревкома была разработана специальная инструкция, разосланная всем местным ревкомам и Советам Уральской области для исполнения. В ней, в частности, предписывалось осуществить следующие меры: «1. Все оставшиеся в рядах казачьей армии после 1 марта объявляются вне закона и подлежат беспощадному преследованию; 2. Все перебежчики, перешедшие на сторону Красной Армии, подлежат безусловному аресту. ЧК предписывается строжайшим образом расследовать обстоятельства их перехода; 3. Все семьи оставшихся в белоказачьей армии после 1 марта объявляются арестованными и заложниками;.. 7. В случае самостоятельного ухода одной из семей, объявленных заложниками, подлежат расстрелу все семьи, состоящие на учете данного совета...»⁸.

Реализация всех этих установок на практике вылилась в массовые бессудные и жестокие расправы с мирным казачьим населением. В докладе Казачьему отделу ВЦИКа уполномоченного Высшего Совета Народного Хозяйства, члена РКП/б/ М. Нестерова, непосредственно наблюдавшего события в Хоперском районе (округе) Донской области, отмечалось: «Расстрелы там были ужасные. Расстреливали иногда без суда по донесению местного комиссара иди по наговору соседки, даже безграмотных старух и стариков, еле волочивших ноги, казачьих урядников (не говоря уже об офицерах). Порой за день расстреливали по 50-60 человек. И все это, по словам местных работников, на основе инструкций из центра...»⁹. Находившийся в то время на Дону в качестве агитатора коммунист К. Краснушкин из Сокольнического района Москвы свидетельствовал: «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, отбирали скот и продукты... Трибунал разбирал по 50 дел в день. Люди расстреливалась, совершенно невиновные: старики, старухи, дети... Расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30-40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать...»¹⁰.

С. Сырцов докладывал в Москву: «Ревкомы под влиянием требований крестьян переименовывают станицы и хутора в волости и деревни (это может быть, на первый взгляд, мелочь, но для казачества, так дорожащего своими традициями и бытовыми особенностями, не остается иллюзий: начинается «расказачивание» казачества, то, чего оно так боялось)... В целом ряде станиц и хуторов выводится из обихода слово «казак»... Станицы в Миллеровском районе... обезлюдели. Казаки с семьями и кое-каким имуществом ушли с отступающей армией, зная, что оставшихся ждет крутая расправа...»¹¹.

Доведенное до полного отчаяния казачество северных округов Дона решительно выступило против советской власти. В ночь с 10 на 11 марта 1919 г. в районе станиц Казанской и Вешенской вспыхнуло восстание. Численность повстанцев уже в самом скором времени составила до 15 тыс. казаков призывного возраста и до 10 тыс. стариков, иногда женщин. (Позже М. Шолохов в письме к М. Горькому от 6 июня 1931 г. отмечал, что Вешенское восстание возникло в результате безрассудных репрессий ретивых представителей власти и что в своем романе «Тихий Дон» он нарисовал, не сгущая красок, реальную... суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил такие факты, служившие непосредственной причиной восстания, как безсудный расстрел в Мигулинской станице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков... в течение 6 дней достигло солидной цифры - 400 с лишним человек»)¹³.

Быстрому и значительному увеличению масштабов восстания, расширению охваченных им территорий и росту численности его участников способствовали захваченные восставшими в Вешенском ревкоме документы, в частности, известное циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП/б/ и телеграмма члена РВС Южного фронта JI. Каллегаева о беспощадном уничтожении казачества¹⁴. Прибывший в это время на Верхний Дон известный большевистский деятель В. Трифонов в своем письме в Москву отмечал, что «...восставшие казаки в качестве агитационных воззваний распространяли циркулярную инструкцию партийным организациям... о беспощадном уничтожении казаков. Лучшего агитационного материала они, конечно, и выдумать не могли»¹⁵. И уже к маю 1919 г. общая численность восставших казаков составила 40 тыс. чел., а район восстания охватил обширный район Верхнего Дона с населением свыше 300 тыс. чел.¹⁶

Вспыхнувшее Верхнедонское восстание в тылу 8-й и 9-й красных армий сразу же сказалось на ситуации на всем Южном фронте. Красное командование вынуждено было бросать на борьбу с восставшими все новые и новые силы, снимая их с боевых позиций на фронте. 16 марта 1919 г. Пленум ЦК РКП/б/ принял решение о приостановлении январской директивы. Именно приостановил, а не отменил его, как ошибочно считают некоторые авторы. (Авт.)

8 апреля РВС Южного фронта передал политотделам всех армий и ревкомам Донской области соответствующие указания ЦК партии, основанные на решениях мартовского пленума. Отменялись приказы РВС Южного фронта об организации полковых ревтрибуналов и инструкции РВС фронта о проведении в жизнь директивы ЦК от 24 января 1919 г. Казалось, разум восторжествовал, и в политике большевиков по отношению к казачеству наметились изменения. Однако в действительности все было иначе.

Одновременно с названными приказами РВС Южного фронта, в тот же самый день 8 апреля 1919г., Донбюро РКП/б/ утвердило свою собственную резолюцию относительно январской директивы Оргбюро ЦК, в которой говорилось: «Насущная задача - полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества»¹⁸. И вся практическая деятельность местных партийных и советских органов осуществлялась в соответствии с этой резолюцией. Варварский курс на расказачивание продолжался. Более того, он получил свое дальнейшее развитие.

22 апреля 1919 г. ЦК РКП/б/ рассмотрел и утвердил (!) данную резолюцию Донбюро. Фактически она стала новым директивным документом, отражавшим основные направления политики большевиков по отношению к казачеству и открыто декларирующим официальное расказачивание²⁰.

С целью «распыления» казачества в это же время принимается целый ряд решений о массовом переселении на Дон населения из северных и центральных районов страны. 24 апреля выходит даже специальный декрет СНК «Об организации переселения в производящие губернии и в Донскую область», в соответствии с которым на Дон должны быть направлены переселенцы из шести северных губерний. На переселении на Дон неказачьего населения настаивал и лично В. Ленин, неоднократно направлявший письма партийным организациям Петрограда, в РВС Южного фронта с настойчивыми требованиями принять срочные меры для переселения²². А некоторые местные большевистские руководители, например Сырцов на Дону, Петровский на Украине, шли еще дальше и настаивали на расчленении казачьих областей, пытались насильственно вводить новое административное деление, осуществлявшееся таким образом, чтобы в новых районах казачество составляло явное меньшинство от общего количества жителей, «распылялось».

Выдвигались и предложения о массовом переселении казаков вглубь страны. Так, делегат VIII съезда РКП/б/ от Донской партийной организации А. Френкель представил съезду записку, в которой говорилось, что «одним террористическим методом физического уничтожения казаков... делу не пособишь, так как всех казаков не уничтожишь, а при таких условиях восстания будут продолжаться. Остается рядом с этим методом широко применить... массовое переселение их внутрь России»²³. И это были не частные предложения отдельных местных советских руководителей. Они непосредственно вытекали из господствовавших взглядов и настроений высшего большевистского руководства и его соответствующих целевых установок. На совещании работников политотделов 8-й и 9-й армий Южного фронта председатель РВС Республики Л. Троцкий провозглашал: «Казачество - это класс, который избрало царское правительство себе в союзники, опора трона. Казаки подавили восстание 1905 г. Их история запятнана кровью рабочего класса. Они никогда не станут союзниками пролетариата. Уничтожить как таковое, расказачить казачество - вот наш лозунг! Снять лампасы, запретить именоваться казаком, выселить в массовом порядке в другие области»²⁴.

В борьбе с восставшими казаками большевистское руководство по-прежнему делало основную ставку на массовый террор. Сырцов в телеграмме одному из местных партийных ответственных организаторов И. Решеткову категорически приказывал: «Свяжитесь с отрядом 8-й армии т. Малаховского, выделенным для подавления контрреволюционеров, примите руководство политической стороной. За каждого убитого красноармейца или члена ревкома расстреливайте сотню казаков. Приготовьте этапные пункты для отправки на принудительные работы в Воронежскую губернию, Павловск и другие места всего мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет включительно. Караульным командам приказать за каждого сбежавшего расстреливать пятерых, обязав казаков круговой порукой следить друг за другом». А член РВС Южного фронта Э. Якир требовал осуществления следующих мер: «...Полное уничтожение всех поднявших восстание, расстрел на месте всех имеющих оружие и даже процентное уничтожение мужского населения. Никаких переговоров с восставшими быть не должно»²⁶. Категоричность данных документов говорит сама за себя.

Необходимо отметить, что отдельные партийные и советские работники предпринимали попытки отстаивания более взвешенных и осторожных принципов политики по отношению к казачеству. Среди них можно назвать Г. Сокольникова, В. Ковалева, В. Трифонова, Е. Трифонова, И. Ружейникова. Своеобразную программу действий по отношению к казачеству предложил Ф. Миронов, полагавший, что необходимо считаться с историческим и бытовым укладом казачества, вести среди него масштабную политико-просветительскую работу, направить к казакам умелых и опытных политработников и т.д. Однако эти голоса в тот период времени услышаны не были.

Политика советской власти по отношению к казачеству претерпевает существенные изменения значительно позже - в конце лета - начале осени 1919 г. Важную роль в этом сыграло расследование причин Верхнедонского восстания, проведенное по предписанию высшего советского руководства различными партийными, советскими и военными органами. Так, в ходе проведенного расследования специальная следственная комиссия Южного фронта Красной Армии выявила «... жуткую и дикую картину расправы с невинными жителями» ревкома станицы Морозовской. Члены комиссии констатировали, что морозовский «...ревком с председателем Богуславским во главе под флагом красного террора осуществлял невиданную по дикости и жестокости уголовщину»²⁸. Комиссия вынуждена была арестовать весь ревком, что само по себе свидетельствовало о масштабах совершенных им преступлений, поскольку такие санкции, да еще по отношению ко всему составу органа советской власти районного масштаба, применялись отнюдь не часто. Массовые беззакония были совершены, по данным этой комиссии, и Хоперским окружным трибуналом. Член РВС Южного фронта Г. Сокольников в своем докладе в ЦК РКП/б/ о причинах восстания отмечал, что оно «... началось на почве применения военно-политическими инстанциями армии и ревкомами массового террора по отношению к казакам, восставшим против Краснова и открывшим фронт советским войскам»²⁹. А командующий Южным фронтом В. Гиттис, анализируя непосредственные причины восстания, в телеграмме в ЦК партии особо указывал на то обстоятельство, что «... Донбюро утверждает, что возникновение восстания не произошло на почве применения директивы? которая якобы «фактически не проводилась»... Донбюро заблуждается, в моем распоряжении есть официальные цифры, устанавливающие факт проведения директивы в огромном масштабе в районе, который точно соответствует району теперешнего восстания»³⁰. Аналогичное заключение по материалам проведенного расследования сделала специальная следственная комиссия фронта, с выводами которой полностью согласился и РВС Южного фронта. В посланной от имени этого органа телеграмме в Москву от 23 апреля говорилось: «Теперь есть повод думать, что отчаянность казаков объясняется поведением местных ревкомов, которые, прямо и неукоснительно проводя директивы Южного фронта и ЦК, чересчур переусердствовали»³¹.

Большое количество материала, свидетельствовавшего о проведении по отношению к донским казакам «массового террора без разбора», было передано ЦК РКП/б/ и Президиуму ВЦИК специально занимавшейся рассмотрением данного вопроса комиссией Казачьего отдела ВЦИК³². Члены комиссии особо указывали, что репрессивная политика к казакам самым непосредственным образом сказалась на их позиции, привела к восстанию и, в конечном итоге, к поражению всего Южного фронта³³. Необходимо учитывать, что проведенные расследования вскрыли, естественно, далеко не все факты расстрелов, истязаний, издевательств и насилий по отношению к мирному казачьему населению. Тем не менее, все представленные советскому руководству данные и доклады о причинах восстания на Верхнем Дону и поражении Красной Армии на Южном фронте сыграли свою роль в изменении политики по отношению к казачеству.

16 августа 1919 г. публикуется специальное обращение ВЦИК и СНК к трудовым казакам всех казачьих войск страны, в котором говорилось, что рабоче-крестьянское правительство «... не собирается никого расказачивать насильно, оно не идет против казачьего быта, оставляя трудовым казакам их станицы и хутора, их земли, право носить какую хотят форму (например, лампасы)»³⁴. Однако и это и ему подобные заявления высших органов советской власти носили ярко выраженный агитационно-пропагандистский характер и преследовали исключительно конкретные тактические цели нейтрализации казачества, отрывая от противников советской власти, внутреннего «разложения». В сентябре 1919 г. на заседании Оргбюро ЦК РКП(б) предлагалось рассмотреть вопрос о включении Оренбурга в состав Киргизстана (Казахстана). Хотя сама политика, безусловно, стала более гибкой и осторожной, многие из этих обещаний остались так и не выполненными. (Земли казакам, естественно, никто не оставил и даже те же лампасы им разрешили носить только в 1925 году!).

Сущность большевистской политики расказачивания осталась практически неизменной. Даже когда гражданская война в стране близилась к своему окончательному завершению, в случаях обострения внутриполитической ситуации в казачьих областях, по отношению к казачеству сразу же вновь применялись массовые репрессии. Такое положение складывалось и на территориях казачьих войск востока страны (в Уральской, Оренбургской, Амурской, Забайкальской областях, в Сибири, Семиречье, Уссурийском крае) и на Кубани, и Тереке. Так, например, непродуманные действия партийного руководства Кубано-Черноморского обкома РКП(б) во главе с В. Касаткиным, М. Эпштейном, И. Гольдманом и другими руководителями вызвали протесты и восстания в крае³⁵. В связи с активизацией повстанческого движения на Кубани туда прибыл JI. Троцкий, который сразу же заявил: «Тяжелый каток прокатился по Кубани, и не одна станица пожалеет, что ее смутили и обманули». А спустя совсем короткий период времени, в сентябре 1920 г., он уже с удовлетворением отмечал: «Урок Дона пошел Кубани впрок... Если бы Кубань решила идти по пути Дона, то есть по пути новых и новых восстаний, ее постигла бы та же участь»³⁶.

Фактически немотивированные массовые репрессии обрушились на терских казаков, за счет которых местное большевистское руководство рассчитывало разрешить аграрную проблему в крае.

27 марта 1920 г., в соответствии с ранее принятым решением, было полностью выселено три казачьи станицы Сунженской линии. Причем по дороге на станцию мирное казачье население подверглось массовому уничтожению со стороны напавших на них горцев. А конвой вместо защиты безоружных людей от бандитов открыл огонь по пытавшимся спастись от резни старикам, женщинам и детям. (В память этих кровавых событий терские казаки и их потомки и по сей день каждый год 27 марта отмечают «День поминовения»). Продолжая репрессивную политику, Г. Орджоникидзе санкционировал приказ №620 по Кавказской армии труда от 25 октября 1920 г. о выселении шести казачьих станиц за Терек с передачей земель и имущества казаков в распоряжение советских органов.

Последствия гражданской войны и политики расказачивания были очень тяжелыми. Казачество понесло страшные потери. Численность казачьего населения значительно сократилась. На Дону, например, только прямые общие людские потери составили 823 тыс. чел., большинство из которых были казаками³⁷. Оренбургских казаков, которых до гражданской войны насчитывалось без малого 672 тыс. чел., к 1922 г. осталось только 420 тыс. чел38. Численность уральского казачества со 166,3 тыс. чел. в 1916 г. к середине 20-х гг. составила лишь 73,3 тыс. чел. Станицы Уральской области, состоявшие когда-то из сотен дворов, теперь насчитывали 30-50, а взрослых мужчин остались единицы⁴⁰.

Переселениями казаков сопровождалась земельная реформа в Семиреченской области. Этой мерой были охвачены 8084 хозяйства (у них было изъято 238891 десятин земли). По официальным данным, были ликвидированы 161 русская семья, 175 хуторов, 95 заимок и 35 отдельных захватов. У выселяемых семиреченских казаков «отбирали произведенные ими посевы и отдавали смежным киргизам, которые иногда убирали только часть доставшихся им посевной, а часть бросали на корню, истаптывая скотом...», - говорилось в докладе «О проведении земельной реформы в республиках Средней Азии», с января 1921 по 1922 год. «Выселение в 24 часа было явлением обычным», - отмечалось в докладе (См.: Бугай Н.Ф. Казачество России: Отторжение, признание, возрождение (1917 - 90-е годы). М..2000.С.41).

«Территориальный геноцид» казаков имел место и в дальнейшем. Произвольно изменялись границы Области Войска Уральского. Область фактически была передана формирующейся Казахской АССР. В 1936 г. в состав республики было включено население Семиреченского казачьего войска с центром в Верном (Алма-Ата). Кроме того, в Казахскую ССР вошли часть Уральского, Оренбургского и Сибирского казачьих войск.

Политика территориального дробления не минула Кубанского казачьего войска. Ряд районов в последующем был переведен в состав Ставропольского края, Карачаево-Черкессию, оказались в составе Адыгеи.

В целом же политика советского правительства, проводившаяся по отношению к казачеству в годы гражданской войны, однозначно характеризуемая сегодня как геноцид, привела не только к полной ликвидации его сословной организации, но и нанесла сокрушительный удар по тесно переплетенным с нею социально-этническим основам казачества. Ведь курс на решительное уничтожение «привилегированного» казачьего сословия преследовал своей целью полную нивелировку казаков по отношению к окружающему их неказачьему населению. Причем ни о каких существеннейших различиях между социально-классовыми и социально-этническими (т. е. между сословными и этническими) категориями никто даже не задумывался. После полного упразднения всех внешних и внутренних элементов сословной организации казачества, политика советской власти по отношению к нему трансформируется и приобретает характер скрытого расказачивания. Под скрытым расказачиванием мы понимаем целенаправленную деятельность с целью ликвидации всех присущих казачеству специфических этнических признаков. Другими словами, в результате осуществления комплекса различных мероприятий должны были полностью уничтожены все этнические свойства казачества, характеризовавшие его как субэтнос⁴¹. Ну а поскольку эти безусловно существовавшие признаки невозможно было ликвидировать исключительно административно-карательными мерами, то начинают реализовываться рассчитанные на перспективу планы их постепенного изживания. На сохранившиеся особенности этнического самосознания казаков, их культуры и быта постоянно оказывалось соответствующее воздействие. Внешне же официальные власти пытались представить дело таким образом, будто бы всех этих особенностей этнического порядка вовсе не существует. Даже когда в большевистской политике по отношению к казачеству намечалась некоторая либерализация, как это было в середине 20-х и во второй половине 30-х годов, ее общая направленность оставалась прежней.

Так, в решениях апрельского 1925 года Пленума ЦК РКП/б/ говорилось о том, что общая линия партии в отношении деревни в условиях казачьей жизни должна проводиться с тщательным и постоянным учетом местных особенностей традиций. Игнорирование «... особенностей казачьего быта и применение насильственных мер по борьбе с остатками казачьих традиций» признавалось недопустимым⁴². В то же время Пленум указал на необходимость классового подхода к казачеству и высказался против предложения о вынесении вопроса о казачестве на Всероссийский съезд Советов в мае 1925 года.

Таким образом, признавая наличие «остатков казачьих традиций» и бытовых отличий казаков, большевистское руководство по - прежнему смотрело на казачество исключительно как на особого рода крестьянство. Многочисленные же особенности казаков этнического характера либо вообще не замечались, либо безосновательно причислялись к проявлениям казачьей сословности. При этом вопрос о том, чем же объяснялась такая живучесть особенностей внутренней жизни казачества спустя много лет после полной ликвидации сословной организации казаков и упразднения вытекавших из нее прав и обязанностей, как бы повисал в воздухе. Что же касается основного содержания советской политики по отношению к этим особенностям, то о нем можно судить по партийно-государственным документам тех лет. Например, в Постановлении Северо-Кавказского краевого исполкома «О работе Советов в бывших казачьих областях Северо-Кавказского края» от 25 августа и в разработанном на его основе специальном циркуляре окружным исполкомам говорилось о необходимости всем партийным и советским органам проводить постоянную целенаправленную работу по устранению казачьих бытовых особенностей. В постановлении подчеркивалось, что «казак не должен видеть и здесь издевательства и насмешек, ни голых приказов и насилия... Исключая случаи, требующие применения немедленных административных мер, нельзя забывать, что переработка быта - дело культуры, что ее единственное здесь - только воспитание сознательности казачьих масс»⁴³.

Документ, как видим, весьма красноречиво свидетельствовал о том, что власть прекрасно осознавала, что она имеет дело с сословием, и о том, какими методами велась работа среди казачества до середины 20-х годов. Ну а курс на изменение ее форм и упор на «воспитание сознательности» нисколько не повлиял на сущность политики по отношению к казакам.

Политика скрытого расказачивания находила свое множественное проявление в самых различных формах. Дело доходило до того, что даже само казачье происхождение создавало для людей немало трудностей при поступлении в техникумы, институты, а особенно в военные училища⁴⁴.

В начале 30-х годов казачеству Кубани и Дона пришлось испытать на себе и такую репрессивную меру со стороны власти, как занесение на «черные доски», учредителем которой выступил партийный деятель JI.M. Каганович. В диссертации на соискание ученой степени кандидата наук «Депортация народов с территории Краснодарского края и Ставрополья» (М., 1997) майкопский исследователь А.С. Хунагов дал этому явлению весьма исчерпывающую оценку. Он рассматривает введение в практику «черных досок» как «гнусную по своей направленности и кощунственную по своей сути социальную меру, олицетворявшую режим, отражавшую систему власти, в условиях которой превалирующее место отводилось тоталитарным методам управления обществом». За невыполнение поставок хлеба или выполнение на 80 - 85% казачьи станицы заносились на «черные доски». Это на практике означало немедленное прекращение подвоза товаров, полное свертывание государственной и кооперативной торговли, прекращение кредитования, проведение чистки государственного, партийного и колхозного аппаратов от «враждебных», «враждебно настроенных» элементов, арест всех подозреваемых в саботаже проводимых мероприятий партии и советов в сфере сельского хозяйства. Для жителей таких станиц это выливалось в массовые и беспощадные реквизиции, вплоть до зёрнышка, зажатого в детской руке, в полную изоляцию, путем выставления внешнего оцепления станиц, от окружающего мира. Репрессивная мера коснулась 13 станиц, располагавшихся на территории нынешнего Краснодарского края, и некоторых населенных пунктов соседней Ростовской области. Занесение на «черные доски» проводилось на основе Протокола №29 (декабрь 1932) совместного заседанию бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП/б/ и Комиссии ЦК ВКП/б/. Все жители станицы Полтавской, за исключением переселенческих коммун, были высланы за пределы края. Операцию проводили части внутренних войск и Красной Армии в течение 12 дней. Выселению подверглись примерно 20 тыс. жителей - взрослых, стариков и детей. Станица Полтавская была переименована в Красноармейскую. 7 января 1933 г. по решению Северо-Кавказского крайкома ВКП (б) началось выселение всех жителей станицы Урупской Армавирского района и её переименование в Советскую. 10 января 1933 г. решили выслать 1200 хозяйств единоличников и колхозников из станицы Уманской Павловского района, что составило 6 тыс. человек. В Полтавской, Медведовской и Урупской проживало 47,5 тыс. человек. Из них было выселено в северные районы страны 45,6 тыс. человек. Прибавив к этой цифре 6 тыс. уманцев, часть населения других «чернодосочных» станиц (Новорождественской, Платнировской, Бейсугской и Пластуновской), из которых, по подсчетам проф. Е.Н. Осколкова, выселили не менее 10 тыс. человек, мы получим не менее 63,5 тыс. кубанцев (Алексеенко И.И. Репрессии на Кубани и Северном Кавказе в 30-е гг. XX века. Краснодар, 1993. С. 43). Установлено, что частично выселялись жители станиц Воронежской, Гривенской, Бесскорбной и других. Семьи, по воспоминаниям старожилов, грузили в эшелоны как дрова. Скученность и антисанитарные условия делали свое дело. Казаки, прощаясь с Родиной, пели песню «Ты Кубань, ты наша Родина...». Когда об этом сообщили Кагановичу, он дал команду применить пулеметы к зачинщикам (т.е. певцам), а оставшихся вывезти в район Тобольска (Алексеенко И.И. С.44). Изъятие всех излишков зерна, в том числе продовольственного и семенного, привело к небывалому голоду, особенно в тех станицах Кубани, которые заносились на «черную доску» и против которых применялись чрезвычайные меры. У иных казаков изымали кукурузу, фасоль, горох, выращенные на приусадебных участках. Документы тех лет и свидетельства современников рисуют жуткую картину повального голода и опустошения в сотнях станиц. Число умерших от голода колеблется от 40 до 60%, а в остальных местах и более. Английский историк Р. Конквест вывел цифру до 1 млн. человек, погибших от голода на Северном Кавказе, из них около 80% смертей приходится на казачьи районы. Ряд авторов считает, что миссия Кагановича в конце 1932 - 1933 г. продолжала выполнение директивы Свердлова о притеснении казачества (Алексеенко И.И. С.49).

Только 20 апреля 1936 г. ЦИК СССР принял постановление о снятии всех ранее существовавших для казачества ограничений по их службе в Красной Армии.

Изучение истории казачества периода гражданской войны и последующего времени привело некоторых авторитетных зарубежных исследователей к заключению о том, что казачество «... в изобилии познало террор и горе» и «... насильственное искоренение».⁴⁵

Таким образом, масштабное осуществление террористической политики расказачивания в годы гражданской войны и реализация курса на скрытое расказачивание в последующие периоды советской истории привели к очень большим негативным изменениям во всех областях жизни казачества, серьезно сказались на трансформации его самосознания, менталитета, основополагающих мировоззренческих принципов, традиционных морально-нравственных представлениях, культурно-бытовых особенностей и хозяйственного уклада. Развитию казачества как субэтнической этносоциальной общности был нанесен страшный, во многом невосполнимый урон. Серьезнейшие отрицательные последствия самым непосредственным образом сказались на всех без исключения элементах традиционной культуры казачества. А это привело к утрате многих базовых понятий, принципов, структур и явлений, определявших его сущностное содержание. И как следствие всего этого - изменение самой сущности, внутреннего и внешнего облика казачества как уникального явления этнической и социальной российской и мировой истории.

  

           Литература:

1. Воскобойников Г. JI., Прилепский Д. К. Казачество и социализм. - Ростов-на- Дону: Кн. изд-во, 1986. - С. 44.

2. Там же.

3. Какурин Н. Н. Как сражалась революция. В 2-х Т. Т. 2. - М.: Политиздат, 1990. - С. 58.

4. Там же. С. 121.

5. Известия ЦК КПСС. 1989. №6. С. 178.

6. Смирнов Н. Н. Слово о Забайкальских казаках. Исторический очерк-хроника. - Волгоград; 1994. - С. 563.

7. Цит. по: Кислицын С. А. Государство и расказачивание. 1917- 1945гг. Спецкурс. Ростов-н/Д, 1996. - С. 24.

8. Там же. С. 27.

9. Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 6. Д. 85. Л. Л. 1-5; История казачества Азиатской России. В 3-х т. Т. 3. XX век. Екатеринбург; УРО РАН, 1995. С. 69.

10. Лосев Е. Незаживающее горе. //Молодая гвардия. - 1989. - №10. - С. 233.

11. Бирюков Ф. Художественные открытия М. Шолохова. - М., 1980. - С. 72-73.

12. Венков А. В. Донское казачество в гражданской войне. - Ростов-н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1992. - С. 87.

13. Литературное наследство. М., 1963. Т. 70. - С. 696.

14. Воскобойников Г. Л., Прилепский Д. К. Борьба партии за трудовое казачество. Грозный, 1980. - С. 58.

15. См.: Дедов И. И. В сабельных походах. /Создание красной кавалерии на Дону и ее роль в разгроме контрреволюции на Юге России в 1918-1920 гг. /. Ростов-н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1989. - С. 92.

16. Там же.

17. Воскобойников Г. Л.. Прилепский Л. К. Казачество и социализм. - С. 52.

18. РГАСПИ. Ф. 17.0П. 65. Д. 34. Л. Л. 163-164.

19. Там же. Л. 164 об.

20. Венков А. В. Указ. соч. С. 89.

21. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 486.

22. См.: Там же. Т. 50. С. 296,314-316.

23. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 81. Л. Л. 1-3; Дедов И. И. Указ. соч. - С. 98.

24. Кислицын С. А. Указ. соч. - С. 22.

25. РГАСПИ. Ф. 17. 0П. 6. Д. 81. Л. Л. 20-21; Дедов И. И. Указ. соч. - С. 88.

26. Российский государственный военный архив. (Далее - РГВА). Ф. 60/100. On. 1. Д. 26. Л. 252; Лосев Е. Указ. соч. С. 232.

27. РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 70. Л. Л. 1-2; Дедов И. И. Указ. соч. С. 87.

28. РГВА. Ф. 192. On. 1. Д. 113. Л. 51.

29. РГАСПИ. Ф. 17.0П. 4. Д. 20. Л. 85.

30. Там же. Д. 21. Л. 13.

31. Там же; РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 7. Л. Л. 1-2.

32. Государственный архив Российской Федерации. (Далее - ГАРФ). Ф. 1235. Оп. 85. Д. 6. Л. 92.

33. Там же.

34. Цит. по: Ермолин А. П. Революция и казачество. 1917-1920 гг. - М.: Мысль, 1982. - С. 156.

35. Кислицын С. А. Указ. соч. С. 46.

36. Цит. по: Там же. С. 46-47.

37. Билый И. Казачьи земли. //Вольное казачество. - 1928. - №21. - С. 10.

38. Евсеев Н. О прошлом и настоящем оренбургских казаков. - Самара, 1929. - С. 57.

39. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Д. 289. Л. 167; История казачества Азиатской России. Т. 3. С. 115.

40. Там же. Д. 88. Л. 27.

41. См.: Трут В. П. К вопросу о скрытом расказачивании советского периода и о перспективах казачьего возрождения. //Возрождение казачества: история и современность. Материалы к V Всероссийской /международной/ научной конференции. Новочеркасск, 1994. С. 108; Он же. Казачий излом. / Казачество Юго-Востока России в начале XX века и в период революций 1917 года/. Ростов-н/Д: Гефест, 1997. С. 212.

42. По вопросу о казачестве. Резолюция Апрельского /1925 г. / Пленума ЦК РКП/б/. //КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК. Т.З.М., 1970. С. 169.

43. Восстановительный период на Дону /1921-1925 гт. /. Сб. док. Ростов-н/Д, 1962. С. 422.

44. История казачества Урала. Оренбург-Челябинск, 1992. С. 223. 45.

45. Hinolus М. The Cossacks. The Story of Warrior People. N.Y. 1945. P.12.