Включить версию для слабовидящих

Азов в годы войны дайджест

^Back To Top

Календарь праздников

Праздники России

Контакты

346780 Ростовская область

г. Азов, Петровский б-р 20 

тел.(86342) 4-49-43, 4-06-15 

E-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.

qr VK

Besucherzahler
счетчик посещений
 

Яндекс.Метрика

Еременко, Б. Тяжело вспоминать: Азов в годы войны и оккупации /Б. Еременко //Азовская неделя. – 2000. – 15 июня. – С. 4.

  Страшным ураганом ворвалась в жизнь советских людей война, вероломно начатая 22 июня 1941 года. Вскоре огненный вал войны докатился и до границ нашего Донского края. Азов стал прифронтовым городом. Тихий провинциальный городок вдруг наполнился каким-то суматошным ритмом жизни. Несмотря на тревожный рев воздушной тревоги, по пыльным улицам города уходили на юг воинские подразделения, пропыленные, угрюмые красноармейцы отводили взгляд от азовчан, которые осуждающе смотрели вслед отступающим войскам.
  У одноэтажного здания военкомата – столпотворение – отправляли на фронт очередную партию новобранцев. Музыка, слезы, смех – все вперемешку…
   Некоторых азовчан, уже мобилизованных, иногда не узнать.
  Как-то остановил нас, ребят, на улице и сделал замечание военный, поскольку мы с ним не поздоровались. Когда мы вгляделись в него – ахнули. Это был, одетый в военную форму, наш завуч школы № 1 Григорий Иванович Найденов. В петлицах по три кубика – политрук.
   Ранее спокойные воды Дона теперь бороздили баржи с вооружением, танками.
   В прибрежных зарослях маскировались военные катера Цезаря Куникова.
  А с наступлением сумерек город погружался в тревожную, неспокойную темноту. Ночью где-то трещали выстрелы, небо прорезали осветительные ракеты – опасались немецких парашютистов…
  А занятия в школах продолжались. На переменах ученики гурьбой высыпали на обширный школьный двор. Дежурные учителя внимательно следили за небом. Если откуда-то доносился гул приближающихся самолетов, вех немедленно загоняли в помещение школы – боялись бомбежки.
  Уроки истории вел директор школы Виктор Михайлович МартыновНа одном из занятий он хорошо поставленным, красивым баритоном зачитал нам выдержки из выступления И.В. Сталина по радио. Примолкшие, с волнением слушали мы берущие за душу слова вождя: «Товарищи, граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»
   Заканчивалось обращение словами: «Вперед за нашу победу!»
   Смотря на нас с отческой теплотой, Виктор Михайлович сказал, что эту победу, очевидно, добывать будете вы, сидящие за партами. Прав оказался наш учительБолее трех лет бывшие ученики школы, 17-18 лет пацаны, сражались на фронте, отстаивая независимость Родины. Многие школьники вместо учебы в 10-м классе добровольно надели на свои еще неокрепшие плечи солдатские ранцы. Одним из первых погиб Аркадий Штанько, ставший бойцом азовского партизанского отряда. Он один вступил в бой с немецкими карателямиКомсомольцы города установили на его могиле в городском парке обелиск с надписью: «И капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке ночи, и много смелых сердец зажгут!»
  Некоторые бывшие ученики школы стали крупными военачальниками: Саша Серобаб стал генералом, Борис Шкода стал полковником.
   Особенно взволновала азовчан близость войны, когда 17 октября 1941 года был взят немцами Таганрог. Не верилось, что в городе, который в ясную погоду был виден со стен крепостного вала – немцы.
   Дни и ночи на Синявских высотах гремели орудийные раскаты. Потом гул сражения стал перемещаться в сторону РостоваИ тут произошло неожиданное – немцы внезапно взяли РостовЭто произошло 21 ноября 1941 годаНикто об этом не знал и не ведал. Ранний азовский поезд, как всегда, по расписанию двинулся в сторону Ростова. Через полтора часа он подкатил к зданию пригородного вокзала. Пассажиры стали выходить из вагонов и тут остолбенело замерли: на перроне длинной шеренгой с автоматами стояли немецкие солдаты, ожидая поезда.
  Правда, немцы удержались в Ростове всего неделю, но успели расстрелять сотни ростовчанВторой раз немцы захватили Ростов 24 июля 1942 года, где они хозяйничали до 14 февраля 1943 годаАзов оказался в полукольце.
  Немцы до того бомбили наш город эпизодическиНо однажды, летним днем, над Азовом нависли черные корпуса «юнкерсов». Не спеша, спланировав над центром города, они прицель начали бомбить беззащитный город. На редкий зенитный огонь катеров Куникова и пушек бронепоезда «За Родину» они не обращали никакого внимания.
  Мы спрятались в подвале домаМоя двухгодичная сестренка, обхватив меня за руки, при каждом взрыве бомб шептала: «О Боже мой! О Боже мой!»
  Однажды мать пришла с рынка встревоженная и сдерживая слезы на глазах, рассказала, что подошел к ней неизвестный человек и с нагловатой ухмылкой пригрозил: «Теперь мы с такими как ты, комиссарша, рассчитаемся сполна».
   В Азов немцы вошли 28 июня 1942 года. За несколько часов до этого мы сели к соседям на выделенную нам пароконную подводу и, пристроившись к обозу, проходившему через город красноармейской части, выбрались из Азова.
   Ночью мы видели с бугра Василе-Петрова, как горел наш город, тяжелые взрывы сотрясали воздух. Молча, не скрывая слез, мы плакалиОвладев городом, немецкая комендатура, используя зондеркоманду СС, и опираясь на помощь предателей, ввела в Азове жесткий оккупационный режим, так называемый «новый порядок».
  Повседневными буднями этого «порядка» были расстрелы, грабежи, насилия, угон на немецкую каторгу молодых азовчан. Дни этой страшной оккупации были для горожан днями черной неволи.


Колганова В.Г. Тишина освобожденного Азова/В.Г. Колганова//Приазовье. – 2005. – 3 февраля.

  Счастливая, неповторимая пора детства! Школа. Учеба с увлечением. По вечерам - общение со сверстниками, много книг...
   И вдруг... Вдруг все надежное, спокойное, привычное оборвалось, опрокинулось. Огненным смерчем в нашу жизнь ворвалась война, жестокая, свинцовая, кровавая, не оставлявшая камня на камне. Совсем скоро ее лавина докатилась и до нашего родного Приазовья. Бомбежки, бомбежки и бомбежки... Бомбили Азов прицельно, бомбили и тогда, когда зенитные орудия не позволяли стервятникам сбросить смертоносный груз на «узловой» Батайск и даже Ростов.
   Нет слов описать наше состояние. Казалось, спрячься в преисподнюю, бомба и там тебя достанет.
  28 июля 1942 года. В город, охваченный огнем, окутанный едким дымом, ворвалась немецкая мотопехота: тяжелые мотоциклы, огромнейшие грузовые машины мимо железнодорожного вокзала устремились на Кагальник. Город гудел, представляя собой страшное зрелище. Горели здания, всюду сплошные воронки от разорвавшихся бомб, глыбы развороченной земли, разрушенные жилища, убитые люди, животные...
   А утром 29-го сразу начались грабежи. Огромные русые, рыжие, с белесыми глазами, с автоматами поперек груди немцы по 3-4 человека по-хозяйски заходили во двор. Не обращая внимания на взрослых, детей (в нашем дворе нас было одиннадцать, мал мала меньше), гонялись за курами, пристреливали их, забирали яйца из гнезд. Следом появились другие. Выволокли из закута свинюшку и ушли с ней гогоча. За 4-5 дней подворье опустело. Некому больше было кудахтать, кукарекать, хрюкать. Собаку застрелили. Остались корова и кошка - их не тронули.
   Очередные «гости» потрошили комод, гардероб, сундук. Взяли все, что приглянулось из вещей, даже готовальню и недописанные ученические тетради.
    Но это было не самое горькое.
  Дерзко, кроваво хозяйничали фашисты в Азове. Каждый день был для всех горожан суровым испытанием на выживание. До мозга костей донимали трескучие морозы, мучил голод. И наверняка не выжили бы, не останься корм, заготовленный с лета для съеденной немцами живности: отруби, дерть и зерно, которое перемалывали на ручной самодельной соседской «мельнице» из двух плоских бутовых камней с рукояткой. Нину Алексеевну Цыкину, хозяйку «мельницы», одаривали за это стаканом муки. Жили надеждой и верой...
  Наступил февраль 1943 года. Из листовок мы уже знали о разгроме немцев под Сталинградом. В ночь с 5-го на 6-е услышали далекий грохот канонады, усилившийся к вечеру.
  Рассвет 7 февраля сотрясали орудийные залпы в восточной части города, слышались нескончаемые пулеметные и автоматные очереди и совсем близко - одиночные винтовочные выстрелы.
   11 часов дня. По переулку Урицкого с красными звездочками на шапках вниз к Дону бежали солдаты. Это были наши, родные, долгожданные спасители. Невозможно передать переполнявшие сердце волнение и радость. Не помню, были ли в руках бойцов винтовки, но образ большинства из них отпечатался в памяти навсегда.
   Где-то в центре и ближе к порту еще стреляли. Ну а потом... все стихло. Наступила какая-то удивительная тишина. Это была тишина освобожденного Азова. Конечно, не верилось, что фашистов изгнали. Плакали... Плакали молча.
  10-11 февраля азовчане прощались с погибшими в боях за освобождение Приазовья. Их хоронили на братском кладбище.
   Медленно, но верно жизнь в городе входила в мирную колею.
  Взрослые, побывав на своих предприятиях, в течение первой же недели, где было возможно, приступили к делу. На уцелевших налаживали работу у станков, разрушенное и сгоревшее разбирали, чтобы начать восстанавливать.
  В 20-х числах февраля 1943-го и я уже вновь работала на знакомом мне с 42-го Азовском рыбокомбинате, точнее теперь в его подсобном хозяйстве, называемом гуждвором, в сформированной из девчонок-подростков полеводческой бригаде.
  Папа возвратился с фронта потом, израненный, признанный после долгого лечения в госпитале Буйнакска Дагестанского инвалидом войны.
  Верно подмечено: нет тяжелее труда физического, чем работа с землей. Это действительно так. Весьма непосильной была для меня работа на огородных плантациях, особенно в поле. Нормы выработки рассчитывали как для взрослых. А мы - девочки, «тоненькие тростиночки», изголодавшиеся за годы войны. Однако старалась я изо всех сил уже потому, что должна была, обязана была заработать за лето арбу соломы для коровы в зиму (немцы корову-кормилицу и тягловую силу со двора не увели). Только 9 октября, когда солома была сложена во дворе, я села за школьную парту в седьмом классе. В учебе не отстала. Ведь по вечерам ко мне приходили одноклассницы Лида Горбенко (Веклич), Люба Дейнека (Ляшева), Клава Алексеенко (Хромова). Мы занимались.
   Писали на газетах. От довоенного времени сохранились ручки, перья, «химические» карандаши для чернил и чернильницы. А вот книг недоставало.
  Десятый класс заканчивала в школе рабочей молодежи. Возвращалась с работы обессиленной, но, чуть передохнув, шла в школу. Отогрев в коридоре у печки окоченевшие в мелких галошах ноги, садилась за школьную парту усваивать основы наук, да еще подчас весьма активно, потому что учителя были внимательны и терпеливы к нам, и вдохновляла окружавшая когорта одноклассников, состоявшая в большинстве своем из израненных, но уцелевших бывших молодых фронтовиков, не успевших до войны окончить школу. Это Толубаев Александр и Рыбальченко Евгений, Батиевский Анатолий и Маевский Евгений, Сотников Леонид и Сулименко Александр, многие другие «мальчишки» и «девчонки», среди которых были возвратившиеся из немецкого рабства.
  Шел 1947-й год. Весной мои родители,- истощенные голодом, стали тяжело болеть: у мамы отказывало сердце, слег и папа. Была одна надежда - мои ночные походы на тоню, откуда приносила свежую рыбу, иногда купленную, но в большинстве случаев милостиво подаренную рыбаками. Да еще и ушицей из огромнейшего котла покормят, предупредив не переедать, чтоб не случился заворот кишок. Незабываемые годы! Незабываемые дни!
  Не могу не вспомнить двух мальчиков-погодков 4-5 лет, братьев Бондаренко. Жили эти дети по улице Кагановича. Почти каждый день сопровождали они нас с Лидой Горбенко в школу. Часто не уходили до большой перемены - ждали (в помещении школы было тепло).
  На перемене староста-семиклассница приносила на подносике – тарелке «подкормку»: кусочки хлеба в 30-40 граммов. Иногда даже с повидлом. Менее голодные и те, у кого была сила воли кусочек не брали. Чужой пай никто никогда не трогал. Это я хорошо помню! Я или Лида выносили наши «граммы», разламывали поровну, клали в ребячьи ладошки, чтобы ни одна крошка не упала на землю. Бережно слизав с ладошек крохи, они уходили домой. Иногда кусочек хлеба мы заворачивали в платочек. Знали: дети будут нас встречать.
  Оба эти мальчика умерли в одночасье, когда их мама ушла в деревню «на обмен», а бабушка недоглядела. Нашли они в сарае мешок с косточками дикой абрикосы. Наевшись ядрышек, отравились.
  Шли годыЖила я, и крепло во мне сознание необходимости рассказывать о пережитом нашими людьми, страной в сороковые - роковые, о тех, кто, смертью смерть поправ, спас Родину, выстоял и победил, подарил мне и таким, как я, счастье жить, а молодому поколению возможность родиться, учиться, радоваться жизни земной.
  Я стала учителем... Более тридцати лет была завучем. Потом директором школы. Сорок лет учила и воспитывала я «легких» и «трудных» детей, в большинстве своем талантливых, а подчас настоящих эрудитов.
   В нашей средней школе № 3 имени Героя Советского Союза Цезаря Львовича Куникова учащимся все интересно: любимые уроки и учителя, многокилометровые походы и поездки по местам боев в годы Великой Отечественной войны, встречи и беседы с интересными людьми, уроки мужества и уроки истории, заседания за «круглым столом», последующие конкурсные сочинения и конференции. Любили школьники участвовать в игре «Зарница», спортивных соревнованиях на кубок Цезаря Куникова. Увлеченно работали сначала в городском, а потом в школьном клубе «Юный моряк». Многие из ребят затем учились в мореходках, служили на флотах страны. Были они и остались настоящими людьми.


Муравицкий А. Азов, опаленный войной. Немцы в городе /А.Муравицкий// Незабываемые годы. 1941-1945: Воспоминания азовчан о Великой Отечественной войне. Кн. 4. – Азов, 2002. – С. 293-295.

Азов, опаленный войной

  Летом 1942 года над Азовом стали часто кружить фашистские двухосные самолёты-разведчики. Они методично, неторопливо облетали город, осматривая его с небольших высот, выявляя огневые точки. Но город на их появление реагировал сравнительно спокойно. Лишь изредка по разведчикам постреливали из винтовок расквартированные здесь красноармейцы. Стрельба не причиняла самолётам вреда, и они, покружив над городом, удалялись восвояси.
  В середине лета положение резко изменилось. Стервятники уже не кружили мирно, они стали нагло снижаться и простреливать дворы и улицы из пулемётов, изредка швыряя на головы горожан бомбы. Вот тогда-то мы, босоногие пацанята, впервые узнали, что такое настоящий страх.
  Через некоторое время до Азова стал доноситься гул канонады, и по городу пошёл слух, что идут сильные танковые бои под селом Самбек, вблизи Таганрога. Вскоре мы узнали, что наши с большими потерями оставили Самбек.
  В сторону Ростова потянулись армады фашистских бомбардировщиков, и Ростов запылал, объятый пожарами. А когда бой за Ростов уже развернулся в полную силу, то армады стервятников, отброшенные огнём ростовских зениток, стали разгружать свой смертоносный груз и на наш город. Азов тоже запылал, и среди мирного населения появились многочисленные жертвы.
  Один такой трагический день особенно врезался в мою детскую память и остался в ней на всю жизнь.
  Наша семья состояла тогда из семи женщин, троих детей и одного, не призванного в армию по увечью, мужчины. Той ночью мы проснулись от звуков сильных взрывов. Как выяснилось позже, фашисты обстреляли Азов со стороны Синявки из дальнобойных орудий. Женщины, похватав в охапку полураздетых сонных детей, бросились в окоп, который казался надёжным укрытием, и просидели там до утра. Засветло Азов стали усиленно и методично бомбить. От прямого попадания бомбы по соседству погибла семья из четырнадцати человек. Наш родственник, испугавшись за нас, принял решение вывести всех из города в степь, и женщины под бомбёжкой пошли за ним.
  Когда выскочили наверх, улиц не было видно от расстилающегося дыма. Были разрушены и горели многие дома, а женщины, неся на себе детвору, бежали сломя голову по улице (теперь им. Васильева) в степь.
  Немногим удалось уцелеть в этой гонке. Уцелели и мы с матерью, забежав в чужой сарай и спрятавшись под стоящей там кроватью. Фашистская бомба упала рядом с сараем. Мы, оглушенные и ослеплённые дымом и трухой от завалившейся стены сарая, с трудом выбрались и увидели, как бегущих по улице людей в упор расстреливают низко летящие немецкие стервятники.
   Вся улица была усеяна трупами детей, женщин и стариков и, перешагивая через них, мать вынесла меня в степь. В зарослях кукурузы мать нашла своих, но среди них не оказалось моего брата, и тогда она, передав меня на руки родственников, ушла его искать. Три дня прятались мы в кукурузе, а когда прекратились обстрелы, решили вернуться в дом.
  Город встретил нас запахом пожарищ и лаем взбесившихся, изголодавшихся собак. Подойдя к разорённому дому, мы услышали вдруг стук топора и рыдания причитающих соседей. Брат мой был разорван упавшей близ бомбой на клочья, а тётка изрешечена осколками. Соседи, собрав их останки, готовили гробы. Мой дядя лежал в доме с оторванным плечом, а мать валялась в беспамятстве. Брата с теткой схоронили, а дядя вскоре скончался от заражения крови, не приходя в сознание. Его тоже схоронили втихую, так как в город уже входили захватчики. 

Немцы в городе

  «Господа-завоеватели» повели себя сразу же по-хозяйски и церемониться с нами не стали. Всю семью переселили в сарай, а сами устроились в доме, не обращая на нас никакого внимания. Ели они сытно и вели размеренный, неторопливый образ жизни, явно демонстрируя, что они здесь хозяева и что пришли сюда надолго. Европейская культура завоевателей стала проявляться с первых же их шагов. «Господа-завоеватели», не стесняясь, портили воздух и мочились в присутствии порабощенного населения. Одеждой тоже себя не отягощали - расхаживали по улицам по пояс голыми, в шортах, с карманами в наклейках и в сапогах с железными шипами. След от этих шипов остался на всю жизнь на теле моего друга детства. К этому времени бабушка выходила мать, и та смогла делать какие-то хозяйственные дела, а я, как и все молокановские пацаны, был предоставлен улице и добывал пропитание, где только мог.
  Прохозяйничали «господа-завоеватели» недолго. Вскоре по полонённому ими городу пошли упорные слухи о том, что немцев разгромили под Сталинградом и что они вскоре драпанут из Азова. Поведение прежде самоуверенных оккупантов подтверждало эти слухи: уж больно они стали тихими и вежливыми, снисходили даже до милостей, изредка угощая голодных детей солдатскими галетами.
  Эти слухи подтвердил и мой родственник, двоюродный дядя Костя, наведавшийся тайно к нам в гости ночью. Он изредка захаживал по ночам к нам и, о чем-то пошептавшись со своей женой, надолго исчезал из поля зрения. О нём поговаривали домочадцы, что мой дядя играет с огнём, что, дескать, работая на водокачке, он каким-то образом связан с нашими.
   После последнего прихода дяди больше мы живым его не видели. Как-то глубокой ночью семья была разбужена громким бесцеремонным стуком в дверь и окна.
   На стук первой проснулась бабушка и, громко ругаясь, пошла открывать двери. Через минуту дверь распахнулась, и бабушку с заломленными руками втащили в комнату два дюжих гестаповца в черных шинелях со свастикой на белых нарукавных повязках. Испуганные домочадцы повскакивали с постелей кто в чем горазд и сбились в одну кучу, закрыв телами детей. Ночные гости церемониться не стали: не теряя времени, они приступили к обыску, громя утлую мебель и раскидывая всё вокруг. При этом, матерясь по-русски, изредка отвешивали оплеухи женщинам и спрашивали у них, где сейчас находится дядя. Среди них шустро крутился молодой азовский парень, шепча что-то на ухо старшему по званию и заискивающе заглядывая ему в глаза. Не добившись от перепуганных баб ответа и перевернув в доме всё вверх дном, каратели забрали с собой тётку и на двух санях укатили в ночь. Наутро избитая тётка уже была дома, и бабы во главе с бабушкой примочками выхаживали её исполосованную плетьми спину.
  Дядю в ту ночь они так и не схватили. Его через несколько дней выследил и выдал земляк, пришедший с гестаповцами. А дядю Костю я увидел уже мёртвым, когда в Азов вошли наши. Его вместе с другими людьми гестаповцы расстреляли во рву кирпичного завода. Внесли дядю в дом ледяной глыбой. Когда эта глыба растаяла, все увидели, что руки у Кости связаны за спиной колючей проволокой, а грудь исколота в нескольких местах штыками. Похоронили его без почестей и салютов, не до того было.
   Но эта беда не была последней. Очень скоро семья получила известие о том, что под Азовом трагически погиб и мой отец...
   Говорят, время лечит раны. Не знаю, может, оно и лечит раны тела, но раны на сердце и в душе ему вылечить неподвластно.


Остроушко В.С. Военное детство. Немцы в городе [воспоминания ветерана военного тыла] /В.С. Остроушко// Незабываемые годы. 1941-1945: Воспоминания азовчан о Великой Отечественной войне. К. 4. – М., 2002. – 220-223.

Военное детство

  В предвоенные годы наша семья – отец Остроушко Степан Иванович, мать Серафима Павловна, я и еще два старших брата, две сестры - жила в Азове. Отец работал в милиции, затем в исполкоме райсовета и на 318-м заводе (ныне оптико-механический).
  Труд я познал с детства. В доме помогал матери по хозяйству, учился в школе. В разгар летней путины с младшим братом ходили на тоню "Веселая", помогали рыбакам. За это они давали нам рыбу.
  Авторитет отца в нашей многодетной семье был непререкаемый. Родители к нам относились требовательно, воспитывали в уважении к старшим, в трудолюбии. Ни одного бранного слова я не слышал в детстве ни в нашем доме, ни в своей мальчишеской среде. Одним словом, жили мы дружно. Наступил июнь 1941 года. Азовчане, как и все советские люди, были заняты созидательным трудом. Но эти мирные дела были прерваны вероломным нападением Германии на территорию Советского Союза. Начав войну, Гитлер рассчитывал молниеносным ударом разгромить Красную Армию.
   Мы, школьники, были воспитаны так, что верили: наша страна, занимая огромную территорию, была сильнее всех капиталистических государств. Шапками забросаем Германию, учитывая ее незначительную территорию по сравнению с нашей страной. Но вот пошел второй год войны, немцы ворвались в Ростов-на-Дону, и, хотя через неделю их изгнали из города и отбросили до Миуса, до Победы было еще, ох, как далеко.
  В начале войны мой отец и старший брат Александр ушли на фронт. Дома осталась одна убитая горем мать со мной и младшим сыном, двумя дочерьми, переживала за судьбу мужа и сына. Старшая сестра Валя работала по 10-12 часов в сутки под Красногоровкой, на строительстве укреплений, приходила домой уставшая.
  Город жил напряженной прифронтовой жизнью. Противник был под Таганрогом. Враг делал авиационные налеты на Азов. Мы во дворе дома вырыли убежище и при бомбежке прятались там всей семьей.
  Немецкие летчики с самолетов бросали листовки в город. Выглядели они так на одном листе снимок крестьянина с пышной бородой, пашет землю, на втором - наш солдат без ног, на двух костылях и надпись гласит. "Выбирай из двух - быть хозяином или стать калекой". Я помню до сих пор, как мы, вездесущие мальчишки, хватали на лету эти листовки и рвали на глазах прохожих людей. Немецкие самолеты сильно бомбили зажигательными бомбами судоверфь, рыбокомбинат, бондарный завод, жилые дома и школы.
  Из Подмосковья от отца пришло первое фронтовое письмо. Мать со слезами читала его нам. Оказывается, он командует взводом связистов. И далее пишет, что хочется быстрее закончить войну и встретиться с нами.
  От старшего брата Александра очень долго не было никаких вестей с фронта. Затем от командования воинской части пришла похоронка о том, что А. С. Остроушко в одном из тяжелых боев героически погиб.

Немцы в городе

  В июле 1942 года с большим шумом и треском в город со стороны Красногоровки ворвались немецкие мотоциклисты с крестами на френчах, с пулеметами и автоматами. За ними прошли обозы с грузом, полевые кухни. Лошадей завели во двор нашего дома по улице Коммунистической. Зашли в дом самонадеянные, твердо уверовавшие в свою непобедимость немцы. Заняли полностью весь дом из четырех комнат. Мы с матерью, с сестрами и с братом от страха ушли жить к бабушке на другую улицу.
  Господа завоеватели повели себя как хозяева. Фашистские оккупанты ходили по домам, забирали хлеб, зерно, уводили коров, резали свиней.
  Все свои службы немецкие захватчики разместили в здании городской управы (ныне здание музея). Фашисты ввели должность атаманов, старост, полицаев. Немецкие палачи пытались привлечь на свою сторону людей для сотрудничества с ними, но советские патриоты не шли на службу кхолуям. Однако,среди населения была жалкая кучка предателей, которая предлагала свои услуги.
  Шесть месяцев гитлеровцы хозяйничали в Азове. Грабили, убивали, расстреливали коммунистов, комсомольцев и других мирных жителей во рву кирпичного завода.
   При помощи квартальной Светленко в Германию на рабский труд были отправлены моя сестра Валентина, соседи по дому Патетневы Оля и Мария.
   Вскоре по городу пошли упорные слухи о том, что немцев разгромили под Сталинградом и что они собираются драпануть из Азова. Отступая, фашисты взрывали мосты, школы, больницы.
   7 февраля 1943 года я на своей улице утром увидел красноармейца со звездочкой на шапке. Улыбаясь, я отрадости крикнул: "Свои пришли" и бегом рванул к родственникам разделить радость.
   Красная Армия спасла нас от порабощения, и мы верили в Победу. По случаю освобождения города от гитлеровцев моя бабушка Аня сварила уху из донской рыбы и приготовила вкусные оладьи. К нам присоединились жители других улиц, было организовано маленькое застолье.
  В городе началась новая жизнь. Азовчане стали пробуждаться от страха, восстанавливать разрушенное войной городское хозяйство. Я работал в рыболовецкой заготовительной бригаде,сдавали свежую рыбу на приемо-засолочные пункты Азова.
   С фронта мой отец вернулся инвалидом войны. 9 мая 1945 года в нашей семье была беспредельная радость, которая запомнилась на всю жизнь. Но, к сожалению, были огорчения. Не вернулись с войны мой брат Александр, брат и отец моей жены и мой дядя. Для нас, их родственников, День Победы - святой день. Мы, дети, внуки погибших и умерших отцов, братьев, приходим к Мемориалу павшим за Родину, чтобы возложить живые цветы к его подножию в дань памяти.
 Жизнь продолжается. В 1947 году я поступил работать на Азовскую судоверфь учеником судоплотника, затем судоплотником. Строили деревянные рыболовецкие сейнеры, позже стали выпускать металлические суда.
   Очень любил спорт, тогда в городе был клич: «Все на стадион, для сдачи норм на значок «Готов к труду и обороне». В соревнованиях в Таганроге на первенство области по бегу на 5 км я занял первое место. В Ставрополе на этой же дистанции показал первый результат среди сельской молодежи России.
   В 1950 году в Краснодаре стал победителем Всесоюзных соревнований в беге на 800-1500 м, за что получил почетный приз Совета Министров СССР - именное ружье.
   За тренерскую работу по легкой атлетике на судоверфи награжден Российским комитетом медалью "Активист спорта Дона".
  С годами мужал и, конечно, готовил себя к службе в армии. В1951 году я впервые надел солдатскую шинель. Служил в Донской кавалерийской дивизии в должности командира отделения, был комсоргом эскадрона, окончил партийную школу дивизии.
   На первенстве дивизии по тяжелой атлетике занял первое место и был поощрен командованием краткосрочным отпуском домой.
   После демобилизации в 1955 году продолжал трудиться в своем коллективе судостроительной верфи в должности изолировщика, затем матросом до 1998 года.
  В настоящее время на пенсии, являюсь председателем совета ветеранов Азовской судоверфи. Имею правительственные награды: медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945", знак "Отличник соревнования Министерства судостроения" и медаль "300 лет Российскому флоту".



Рычагова, Е. Этих дней не забыть: Азов в годы войны /Е. Рычагова //Азовская неделя. – 2006. – 2 февраля. – С.3.

   Многое пережил Азов за девять веков, но нашествие фашистов – это особая скорбная страница его истории. Полыхавшее пламя Великой Отечественной докатилось до города в знойное лето 1942 года. Дождей не было, но с первых дней его земля была омыта кровью и слезами горожан.
   Вот те великие жертвы, отданные азовчанами на алтарь Отечества:
   - за Победу жители Азова и Приазовья заплатили 18 000 жизней,
  - ущерб, нанесенный городу и району, составил 231 844 000 рублей (в том числе имуществу граждан Азова и Азовского района – 9 177 325 и 4 982 974 рублей соответственно),
   - на работы в Германию было угнано 5 000 человек,
   - за 164 дня оккупации было уничтожено 150 азовчан.

  В преддверии 7 февраля – Дня освобождения Азова – мне хотелось бы представить некоторые свидетельства страшных дней оккупации, хранящиеся в фонде «Документы» Азовского музея-заповедника, чтобы перед нашим взором предстали истерзанные войной лица наших земляков – вечная им память!
  Первый документ – акт о вскрытии могил в районе кирпичного завода (от 20 февраля 1943 года). Ничем не примечательный пожелтевший лист бумаги, едва различимыестроки, от которых веет ужасом и скорбью:
   50«Юго-восточнее Азова, в районе кирпичного завода, в 60 метрах южнее профилированной дороги из Азова на Ростов обнаружено и раскопано 2 ямы (могилы) размером 2,5 на 1,5 метра, глубиной 2 метра каждая.
  Они присыпаны снегом толщиной 15-20 сантиметров каждая, остальные части ям оказались заполнены свежими трупами женщин, мужчин и детей, зверски расстрелянных немецкими извергами и их лакеями – изменниками нашей Родины».
  Далее перечислены расстрелянные, опознанные родственниками и знакомыми: всего 15 человек. И ниже вновь жуткие подробности:
  «В числе расстрелянных и зверски замученных советских граждан была женщина на вид лет 30, темно-русая, фамилия которой не установлена, в застывшей руке которой был грудной ребенок, возрастом до одного года, у которого никаких следов расстрела и удушения не обнаружено; надо полагать, что ребенок был присыпан живымРядом с этой же матерью лежал зверски расстрелянный второй ребенок – мальчик в возрасте 5-6 лет.
  Вокруг могил расстрелянных валялись окровавленные повязки, носки, портянки и другие вещи, не представляющие никакой ценностиБольшинство трупов было полураздето, и вещей не оказалось, надо полагать, что носильные вещи, представляющие ценность, были заживо сняты и разграблены убийцами.
   Все обнаруженные трупы были почти свежими, это полностью подтверждает, что зверская над ними расправа совершена перед или в самый момент немецких бандитов и ставленников из Азова.
   В обнаруженных и разрытых ямах-могилах всего находилось трупов 65-70 человек…».
   Акт подписан азовчанами: зам. начальника Азовского райотделения НКВД, капитаном милиции Гунько, комендантом кирпичного завода Ткаченко, рабочими кирпичного завода Кравцовой, Нарьзяевым.
   Следующие свидетельства – письма на фронт азовчанину В.С. Сибиль: в весточках с фронта боец, словно чувствуя беду, постоянно спрашивал о судьбе родных, о новостях. В двадцатых числах марта 1943 года ему отправили письма сразу три родственницы. Эти письма Валентин Сергеевич сохранил, и наиболее важны отрывки – яркие иллюстрации злодеяний оккупантов и их пособников и высокого, не сломленного страданиями и лишениями духа русских людей – выписаны мной:
  «Теперь какие у нас новости… Много новостей оставили фашистские гады, сделали в городе много разрушений, судоверфь сожгли, рыбзавод тоже, порт и вообще все побережье, контору рыбзавода взорвали, общежитие тоже сожгли, и вообще все большие здания разрушены сопливыми немцами. В Ростове тоже осталось всего 27 маленьких домиков, а то самые камни. С городов и сел забрали всю молодежь от 14 до 55 лет, бездетных, на работу в Германию…»
  «Благодарим вас, дорогие наши племянники, наши братья и отцы, большое вам спасибо за освобождение нас от ига фрицев.Мы, Валя, не жили при немецких оккупантах, а мучались… Может, мать и брат твои где живы, а отец погиб… Валя, папа был эвакуирован, но попал в окружение и искал свою семью, но не нашел и пришлось ему расстаться с белым светом, но он нам приказал, чтобы рассказали о тех, кто его предал и кто за него зарабатывал немецкие марки…»
   «Валя, за короткое время пришлось пережить очень много.Когда нас оккупировали…, хотели немцы крови моей, но им не удалось, я скрылась… Валя, я живу у тети Хивы, а там живет Стрельцов Яков Макарович, который работал в полиции, и этот варвар напился крови и получил за это 2 тыщи марок… Ты пишешь, чтоб написали, в каких условиях находятся твои родители. Валя, тяжело писать, рука дрожит и сердце сжимается, и слезы заливают глаза… Папа твой и мой брат работал, эвакуировался позже и попал в окружение, в руки немцев, но все же скрылся от немев в подвале. Стрельцов Я.М., который работал в полиции, узнал, пошел и заявил начальнику полиции Пешкову С.М. Бывший коммунист обвернулсяв немецкую шкуру и выдал твоего папу как красного партизана и коммуниста.
  …Валя, бей врага, мсти за отца. Будь героем и защитником Родины, чтоб больше враг не вернулся на нашу славную Родину, которая непобедима никем и никогда!»
   При подготовке материала использован сборник «Азов и Приазовье в годы Великой Отечественной войны» старшего научного сотрудника Азовского музея-заповедника Т.А. Федотовой из серии «Очерки истории Азова».
   Фото из фонда «Документы» Азовского музея-заповедника: «Район кирпичного завода, ров, куда сбрасывали замученных людей».


Стаценко, Т. Это забыть нельзя: воспоминания о войне Нины Яковлевны Павленко /Т. Стаценко //Приазовье. – 2013. – 24 апреля (№17). – С. 12.

   О Великой Отечественной войне написаны сотни книг, снято огромное количество фильмов. И все-таки самоеживое и непосредственное знание о том, что такое война и что такое оккупация, мы получаем, слушая рассказы очевидцев этих страшных событий. В преддверии великого праздника - Дня Победы мы публикуем воспоминания труженицы тыла Нины Яковлевны Павленко. Когда началась война, ей было 12 лет.

   - Я родилась и жила в селе Александровка. Работала с детства: ребята, девчата - все на полях колхозных трудились. Работали и ночевали в поле.
   Домой приходили только на выходные. Красная Армия отступила, но немцев в селе никто не ждал. В тот день, когда они нагрянули, была суббота, и мы уговорили старика - бригадира подвезти нас в Александровку на быках. Он нагрузил телегу свежим сеном, и мы поехали. Вдруг, откуда ни возьмись — два мотоциклиста. Немцы. Останавливают нас. Кричат: «Киндер,шнель,шнель!» - сгоняют нас с телеги, и давай сено ворошить - искали оружие. Дед-бригадир покраснел весь, руками машет и говорит: «Степь, степь. Бекам траву косили. Партизан нет». Немцы уехали, а мы - бегом домой. Страшно, а мы все равно смеемся - нам смешно, что дед испугался и быков «беками» назвал.
   51Маленькая хатка-мазанка, в которой жила Нина, стояла на самом краю села - огород уходил в камышовые заросли речки Чумбурка. Жили бедно, но чисто. Немцы порядок всегда ценили. Наверное, поэтому те шесть немецких солдат, что остановились квартировать в их двухкомнатном домике, относились к хозяевам неплохо, даже с уважением. Хотя - какое уважение, когда хозяев в сарай выселили? Отец Нины-Яков Журба - в Первую мировую войну побывал в плену, он немного знал немецкий язык, что позволяло лучше понять, что за люди пришли в их дом…
  На первый взгляд - совершенно обычные дядьки, степенные, даже добродушые. Любили рассказывать о своих семьях и детях, оставленных в Германии. «Мы не хотим воевать, - говорили они. - Пусть бы Гитлер со Сталиным сошлись и дрались между собой...» Когда приходили посылки, даже угощали шоколадом - невиданным лакомством для деревенских детей. Только один молодой немец вел себя отвратительно - мало того, что успевал выбирать все яйца в курятнике, так и вздумал загорать на тщательно ухоженной клумбе, разбитой перед хаткой. Расстелет одеяло поверх цветов - и отдыхает. И ничего ему не скажешь. Впрочем, после того, как родители пожаловались начальству, этот наглец куда-то исчез - видимо, перевели на постой в другое место.
  Людям было тяжело осознавать, что на их земле хозяйничают чужаки. Тем более, очень скоро оккупанты показали свое истинное лицо. В начале войны в Александровку стали прибывать беженцы. Среди них было много евреев, которые надеялись на спасение в сельской глубинке. Увы, надежды не оправдались: большинство из них не пережило оккупацию. Их расстреляли за селом, над ямой скотомогильника. Нина Яковлевна навсегда запомнила этот рассвет.
   - Однажды рано утром меня с сестрой Шурой разбудила мать, - рассказывает она.- «Слушайте. Евреев расстреливают...» И мы услышали автоматные очереди и человеческий стон. Никто не кричал. Только стон... Зачем только нас мать разбудила? В нашей бригаде работала молодая еврейка Белла. Она была беременная. Ее тоже расстреляли и сбросили в ту яму...
  Боялись многого. Старшая сестра Нины Яковлевны пряталась от немцев. Ее могли угнать в Германию, как многих других юношей и девушек. Больше немцев боялись изменников Родины, перешедших на сторону фашистов, - именно они отличались особой жестокостью, не останавливаясь ни перед чем.
   Немцы ушли внезапно. О наступлении наших войск точных сведений у населения Александровки не было, но откуда-то прошел слух, что село будут бомбить. Все прятались, как могли, - кто в погребах, кто в окопчиках, вырытых во дворах еще в начале войны. Семья Нины укрылась у соседей в подвале. Ночь прошла в ожидании, а ближе к утру раздался гул самолетных моторов и взрывы. Земля дрожала. Было очень страшно. Плакали маленькие дети. К счастью, бомбежка быстро закончилась, а когда вернулись домой, увидели, что взрывной волной разметало камышовую крышу хаты, а дом пуст - немцы исчезли.
   Последним страшным отголоском оккупации стала для александровцев казнь фашистского пособника, выдавшего место укрытия партизан. Его повесили напротив сельского рынка. Тела партизан, которых он предал, были с почестями похоронены в парке села Александровка.
  Жители освобожденного Приазовья стали восстанавливать разрушенное хозяйство. Было трудно, но сил никто не жалел. Все - для фронта. Все - для Победы! Как же ждали ее...
   - Никогда не забуду тот день, - говорит Нина Яковлевна. - Яуслышала какие-то крики на улице. Выскочила со двора, и вижу - мальчишки бегут с криками: «Победа! Победа!». Мы же на краю жили, а ребята из центра прибежали. Там, наверное, объявили. Вот радость была! Это ни с чем не сравнить.

 

 

2         425