Решаем вместе
Не убран мусор, яма на дороге, не горит фонарь?
Столкнулись с проблемой — сообщите о ней!
Включить версию для слабовидящих
^Back To Top
Чернопицкий, П.Г. Коллективизация на Дону /П.Г. Чернопицкий //Донской временник. – 2001. – С. 40-49.
К концу 20-х годов народное хозяйство Северо-Кавказского края успешно восстанавливалось после тяжелых потрясений мировой к гражданской войны. Но восстановление шло неравномерно. Если по производству промышленной продукции Дон превзошел довоенный уровень (1912 год), то сельское хозяйство не достигло этого. Посевная на Дону в 1927 году составляла только 85 % довоенной, а поголовье скота – 81,5 % по сравнению с 1917 годом. Если в Донском и Таганрогском округах восстановление сельского хозяйства завершалось, то в Донецком, Шахтинском и Сальском оно еще было далеко от завершения [1].
Сельское население Дона состояло, как двух сословий — крестьян и казаков. После революции в состав Донской области был включен ряд крестьянских районов из соседних губерний, и казачество оказалось в меньшинстве.
По переписи 1926 года, казачество составляло среди сельского населения Дона только 33,04 %. Но в 14 районах из 43-х казачье население преобладало [2]. К концу 20-х годов казачья проблема в значительной потеряла свою остроту, сословная рознь постепенно изживалась. Но казачий вопрос все еще был одним из важных в политической и общественной жизни Дона.
На основе новой экономической политики, несмотря на сложность экономических и социально-политических условий, неуклонно шло укрепление советской власти, рост хозяйства. В1927 году на Дону значительно возросла явка сельских избирателей на выборы Советов.
Но с 1927 года хозяйственная и политическая обстановка резко изменилась. К началу 1928 года в стране возникли большие трудности в хлебозаготовках. Они получили название «кризис хлебозаготовок».
Это произошло потому, что за несколько урожайных лет крестьяне повысили свои доходы. Низкие закупочные цены на зерно не создавали у них заинтересованности в продаже хлеба. Они стали придерживать зерно, дожидаясь повышения цен. План хлебозаготовок Северо-Кавказский край не выполнил. А он был важным хлебопроизводящим районом.
В стране возникла опасность срыва снабжения хлебом городов, армии, снижения темпов индустриализации. Чтобы ликвидировать эту опасность руководство страны принимает меры чрезвычайного порядка. Резко повышаются налоги зажиточной части крестьянства и казачества. Для того, чтобы как можно больше денег извлечь из крестьянства и заставить продавать хлеб, вводится самообложение крестьян на хозяйственные и культурные нужды деревни, был выпущен заем укрепления крестьянского хозяйства, на который должны были подписываться крестьяне. Для выявления запасов хлеба у крестьян в села и станицы было направлено несколько тысяч членов партии, подключены органы ОГПУ, суда и прокуратуры. Был запрещен вывоз хлеба из района, установлены нормы помола зерна, закрыта часть мельниц, был введен отпуск промышленных товаров и сельхозмашин только за хлеб.
Развернулась широкая пропаганда против тех, кто не продавал за бесценок хлеб. Эта кампания привела к тому, что начался силовой нажим на крестьян и казаков. В Новощербиновском сельсовете Донецкого округа «хлебная тройка» днем и ночью без всяких ордеров и постановлений производила поголовные обыски в середняцких хозяйствах, угрожая тюрьмой за не вывоз хлеба [3.- А.38] . Председатель Фомино-Свечниковского сельсовета (Донецкий округ) вызывал крестьян в сельсовет и требовал от бедняков и маломощных середняков вывезти 2-3 пуда хлеба. В случае отказа арестовывал их [4.- Л. 46] .
Повсеместно проходили пленумы сельских Советов и собрания крестьян и казаков, на которых стало проявляться недовольство крестьян проводимыми мерами. В хуторе Грязновском Верхне-Донского района казак-середняк выступил против установления нормы помола и закрытия мельниц. На собрании в хуторе Мало-Александровском Донецкого округа середняк заявил: «Правительство просчиталось... Мое предложение — хлеба не давать, потому что если мы свой хлеб отдадим, то тогда нигде уже его не получишь и придется голодать» [4.- Л. 91] .
Проведение самообложения также проходило сложно. В Донском округе предложения о принятии самообложения были отвергнуты на первых сходах в 38 сельсоветах (т. е. 29, 4 % Советов) [4.- Л. 89].
Недовольство крестьянства заставило провести ряд экономических мер. Начала работать часть закрытых ранее мельниц, была повышена норма помола, увеличен завоз промышленных товаров, бедноту стали снабжать хлебом, была предоставлена ей семенная ссуда для посева, большая часть бедноты была освобождена от уплаты самообложения. Были арестованы многие крестьяне, наиболее активно выступившие против проводимых властями мер насилия. Их объявляли кулаками и привлекали к суду по статье 107 Уголовного Кодекса, за спекуляцию хлебом. Всего за январь-февраль 1928 года было привлечено к суду по округам Дона 1097 крестьян. Из них больше было бедняков и середняков, чем кулаков [3.- Л. 15-18, 30-34; 4,- Л. 95],
Все эти мероприятия привели к тому, что обстановка с хлебозаготовками стала улучшаться. Повлияло это и на улучшение положения с распространением облигаций крестьянского займа.
К концу марта квартальный план хлебозаготовок наДону был выполнен на 94 %. К концу хозяйственного года, к 1 июля, план заготовок хлеба был выполнен округами на 98,8 %.
На эти результаты оказала свое влияние и большая разъяснительная работа, развернутая среди крестьянства и казачества, и большая государственная помощь, оказанная бедняцким и маломощным середняцким хозяйствам семенной ссудой, кредитами и сельскохозяйственными машинами.
Однако хлебозаготовки и другие меры в первой половине 1928 года проводились в основном чрезвычайными мерами, методами принуждения, были отброшены принципы новой экономической политики. Отмечая это, секретарь крайкома партии А.А. Андреев, выступая на пленуме, подчеркнул, что работать такими методами дальше нельзя и необходимо перестроиться так, чтобы работать нормально.
Государственная помощь на льготных условиях оказывалась, прежде всего, группам и товариществам бедноты, стремясь сверху побудить крестьян укрупнять и кооперировать их хозяйства. Но чтобы привлечь середняка к подъему его хозяйства, нужно было разработать меры, понятные и доступные каждому крестьянскому двору. Был разработан комплекс простейших агрономических мер (агроминимум), включавший очистку и протравление семенного зерна, борьбу с вредителями и сорняками (окашивание меж), своевременный посев, зяблевую (предзимнюю) вспашку и некоторые другие, что способствовало урожаю. Помощь теперь могла оказываться тем хозяйствам, которые принимали агроминимум.
Но этого было недостаточно. Надо было, чтобы сами крестьяне включились в работу по поднятию урожайности, поняли выгодность для них этих мер. Для этого был создан институт агрономических исполнителей, которых выбирали сами крестьяне и которые должны были контролировать проведение агрономического минимума. Таких агроуполномоченных было избрано более двадцати тысяч. По округам были проведены съезды по урожайности, которые привлекли тысячи крестьян. Затем руководством было предложено создавать на добровольных началах местные семенные фонды. Это было положительно встречено крестьянством, ибо до этого все заготовленное зерно вывозилось. Были также созданы при сельских и станичных советах сельскохозяйственные производственные совещания, в которых могли принимать участие все желающие. Они стали заниматься составлением планов посевных кампаний. Это было новое в жизни села и станицы.
Но в ряде случаев сказывалась сила традиции — недоверие к агрономическим мероприятиям. В половине земельных обществ Средне-Егорлыкского сельсовета Сальского района крестьяне отказались принять минимум. Довод был такой: «Наши дед: прадеды сеяли без минимума и хлеб имели». В Западно-Коннозаводческом районе того же округа под влиянием проповедников шести молоканских общин отказались создавать семенной фонд. Поскольку предлагаемые меры шли сверху, то здесь сказывалось недоверие к действиям властей.
Но когда были опубликованы поправки к сельскохозяйственному налогу, по которым весь прирост посевной площади в бедняцких и середняцких хозяйствах и колхозах на два года освобождался от налога, а хозяйства проводившие агроминимум, получали льготы по налогу, то агроминимум стал приниматься без возражений. При крупных сельсоветах были созданы секции рабоче-крестьянских инспекции (РКИ), которые имели задачу борьбы с бюрократизмом и принимали жалобы крестьян. Это укрепляло авторитет власти.
Опираясь на то, что в ряде сельсоветов планы составлялись не только на весеннюю посевную кампанию, а и на более длительный срок, крайисполком в начале сентября1929 года обязал сельские советы составлять и проводить в жизнь сельскохозяйственные производственные планы на год. Это означало дальнейшее вмешательство государства в жизнь крестьянского двора, усиливало государственный контроль над ним, влияние его на переход крестьянства к коллективному хозяйствованию. Это было началом перевода крестьянства на социалистические плановые принципы. План обсуждался на крестьянских собраниях и общих сходах.
Все эти формы массовой работы помогли привлечь к участию в работе по подъему сельского хозяйства тысячи крестьян и казаков. Только агрономических уполномоченных по округам Дона было 13 893, членов сельскохозяйственных производственных совещаний — 28 487, на собраниях бедноты в 1-м полугодии 1928-1929 годов присутствовало 53 215 человек [5].
Эти активные силы из среды самого крестьянства руководители края и округов стремились использовать при проведении хлебозаготовок летом и осенью 1929 года. В отличие от хлебозаготовок 1928 года теперь главный нажим направлялся на кулаков. Сельские Советы как органы государственной власти собирали общие собрания — сходы и, опираясь на батрацко-бедняцкие группы, определяли размер и сроки сдачи зерна. Эти решения доводились до кулацких хозяйств под расписку. За их невыполнение грозил штраф. Особенно упорствовавшим кулацким хозяйствам по решению собраний объявлялся общественный бойкот: им ничего не продавалось, они исключались из потребительской кооперации. Партийное руководство рекомендовало сходам и собраниям крестьян упорствующих кулаков лишать земельного и выселять из села. Эта категория становилась совершенно бесправной.
В ходе хлебозаготовок возникло соревнование между сельсоветами и хлеборобами за скорейшее выполнение планов сдачи хлеба. Появились ударные бригады, которые осуществляли нажим на держателей хлеба.
Все эти меры оказали большое влияние на усиление темпа заготовок. Уже к 1 ноября 1929 года годовой план был выполнен Шахтинским округом на 80 %, Сальским – на 76 %, Донским – на 54 %, Донецким – на 51 %.
Государственное воздействие на бедняцко-середняцкие хозяйства в условиях, когда разжигалась классовая борьба, развертывание массовой работы среди крестьянства и казачества способствовало росту вступления крестьян в колхозы. На 1 июля 1929 года в колхозах Дона было 10,5 % крестьянских и казачьих хозяйств. А в осеннюю посевную кампанию на Дону началось массовое вступление крестьян в колхозы. К 1 ноября они объединили 23,1 % хозяйств крестьян и казаков [6, 7]. Нарастала коллективизация и в других зерновых районах страны. Используя это, пленум ЦК партии большевиков принял постановление о переходе к сплошной коллективизации крестьянских хозяйств. Выступая на пленуме секретарь Северо-Кавказского крайкома А.А. Андреев заявил 14 ноября 1929 года: «Мы думаем, что Северный Кавказ мы могли бы в основном коллективизировать в течение предстоящей весенней кампании весенней и осенней, т.е. к лету будущего 1931 года» [8]. Намечался полуторагодичный срок для сплошной коллективизации края.
Но уже на пленуме некоторые члены ЦК стали навязывать присутствующим сокращение сроков коллективизации. Так, В.М. Молотов, в то время секретарь ЦК по работе в деревне, заявил: «Мы имеем основание утверждать – а я лично в этом не сомневаюсь, что летом 1930 года коллективизацию Северного Кавказа мы в основном закончим» [8].
27 ноября, через 10 дней после пленума, Северо-Кавказский крайком принял постановление о сплошной коллективизации. Северного Кавказа, которым намечалось закончить ее не позже, чем к лету 1931 года. 6 декабря было опубликовано постановление крайисполкома, в котором окончание коллективизации относилось «к весне 1931 года». Эта несогласованность двух важнейших постановлений говорила о какой-то спешке в их подготовке, о недостаточной продуманности всей важности этого вопроса. Вместе с этим постановлением было опубликовано обращение крайкома партии и крайисполкома о коллективизации, в котором все руководящие организации обязывались «объединить вокруг себя массы и вместе с ними преодолевать трудности колхозного движения» [10].
Колхозное движение набирало темпы. Уже в декабре в колхозах было 29,1 % хозяйств [6, 7]. Используя эти факты, а также под нажимом центральных организаций, крайком партии резко сокращает сроки завершения коллективизации. 9 декабря комиссия крайкома по коллективизации приняла постановление, которое обязывало наиболее подготовленные округа, в том числе Донской, Донецкий, Шахтинский, Сальский, закончить коллективизацию в основном к началу посевной кампании [11]. Таким образом для этих округов сроки коллективизации сокращались почти на год. Выполняя это постановление, окружные и районные организации, в свою очередь, стали сокращать сроки. Газета «Молот» сообщает: «Если донская организация решила опередить краевую и назначить максимально короткий срок проведения коллективизации сельского хозяйства, то каждая районная организация решила опередить окружную, провести всю работу в самый короткий срок [12].
Поэтому уже 12 декабря крайком вынужден был принять постановление, в котором говорилось, что сокращать сроки для сплошной коллективизации он считает неправильным и обязывает все организации придерживаться решений, вынесенных крайкомом. «Дело заключается вовсе не в том,— указывалось в постановлении, — чтобы назначить формально более короткие сроки для коллективизации, а в том, чтобы развернуть немедленно такую бешеную подготовку всех сил, чтобы эти силы были рассчитаны на стопроцентную коллективизацию в весеннюю посевную кампанию наиболее подготовленных районов и округов» [13.- Л. 8]. Постановление телеграммой было разослано во все окружные комитеты партии.
Нетрудно заметить, что постановление крайкома имело двойственный характер. С одной стороны, оно делало попытку выступить против формального принятия решений о сокращении сроков коллективизации и обязывало формально придерживаться установленных сроков. С другой стороны, оно ориентировало все организации на фактическое завершение коллективизации в наиболее подготовленных районах весной 1930 года, причем, если в постановлении комиссии от 9 декабря говорилось о завершении в основном сроков коллективизации к началу посевной кампании, то в этой телеграмме уже речь шла о стопроцентной коллективизации в течение весенней посевной кампании.
14 декабря 1929 года было опубликовано официальное решение крайкома «О работе по сплошной коллективизации». Затем крайисполком опубликовал обращение к хлеборобам, в котором призывал быть готовыми к 100-процентной коллективизации основных районов к весне 1930 года. Эти документы фактически закрепляли сокращение сроков коллективизации. В этом направлении стала проводиться работа всех организаций Дона.
Но не все крестьяне и казаки Дона были готовы связать свою судьбу с колхозами. Они веками жили своим мелким единоличным хозяйством, были мелкими собственниками, сложился определенный уклад такой жизни и сразу, как того требовали постановления, они не могли отказаться от старой жизни и принять новые порядки.
Колхозы и коммуны стали создаваться беднотой сразу после установления советской власти. Были и некоторые хорошие колхозы — в селе Ново-Ильевском, в станице Кагальницкой. Но их были единицы. А крестьяне-середняки еще не стремились войти в колхозы. Это подтверждается архивными материалами. По Ал.-Тузловскому сельсовету запись гласит: «Тяги в колхозы нет», по Шахтеновскому сельсовету: «Вопрос о сплошной коллективизации прорабатывался, но население отказывается идти в колхозы, особенно Красный Несветай и Шахтенки категорически отклонили коллективизацию». В это же время в этом сельсовете уже были 23 колхоза (мелкие), 5 ТОЗов, 14 машинных товариществ. За перевыполнение плана хлебозаготовок сельсовет получил премию; по Самбекскому сельсовету отмечено: колхоз один... «остальные хутора отказываются от коллективизации, настроение против колхозов общее, даже и бедноты». По Атаманско-Власовскому сельсовету: «колхозов создано три, один хутор коллективизировался на 100%. Два хутора отказались от коллективизации» [14,- Л. 1, 8, 24, 32, 48].
О том, что многие крестьяне не хотели идти в колхозы говорило и начавшееся массовое уничтожение скота, когда его стали обобществлять. В начале января 1930 года оно приняло угрожающие размеры. Крайисполком принял специальное постановление о привлечении к ответственности тех крестьян, которые уничтожали скот.
Во второй половине января уничтожение скота было приостановлено. Но животноводству крестьянских хозяйств был нанесен большой урон. В части мест Шахтинского округа поголовье продуктивного скота уменьшилось до 50%, Донского округа — на 12-64%, Донецкого округа — рабочего скота на 15%, а крупного рогатого скота — к: 30% [15].
В донских станицах и селах все более накалялась обстановка. В то время, когда сверху поощрялось сокращение сроков коллективизации, развернулось нездоровое соревнование между районами и сельсоветами за быстрейшее ее проведение. При округах райисполкомах и сельсоветах были образованы «тройки» и «пятерки» по коллективизации. В села и станицы, в районы и сельсоветы были посланы тысячи уполномоченных. Так, по данным Донского округа, с 1 октября 1929 по май 1930 года работало в качестве уполномоченных (по неполным данным) 3200 человек, еще больше их было в Сальском округе. В Батайском районе за этот период по 13 сельсоветам работало 2бригады из 52 человек, уполномоченных и; района 381 и из округа 65 человек, всего — 498 человек, т. е. в среднем 38 человек на один сельсовет. В Порт-Катоновском сельсовете Азовского района за это время было 14 уполномоченных [16.- Л. 5, 5 об., 6 об.]. Все эти люди, часто не знавшие ни села, ни крестьянского хозяйства, творили нажим на население, стремясь скорее выполнить поставленные задачи. Группа инструкторов из Москвы, обследовавшая в июне 1930 года работу по коллективизации в Донском и Сальском округах, сообщала во ВЦИК: «Из округов давались удивительные сроки для 100%-ной коллективизации; ответственные окружные работники, приезжая на место, требовали от уполномоченных и сельсоветов увеличения действительного размера коллективизации авансом вперед на 10-15%, мотивируя предстоящим докладом в крае; из округов давались телеграммы, предлагавшие развить «бешеные темпы», сделать «зверский нажим». Все это практически преломлялось на местах, вызывая извращения» [16.- Л. 5, 5 об., 6 об.].
В условиях такого нажима Таганрогский райисполком на пленуме 5 января 1930 года постановил: «Считать обязательным проведение 100%-ной коллективизации батрацко-бедняцко-середняцких хозяйств сплошными массивами с расчетом обязательного охвата колхозами в январе месяце н. г. 85 % и в феврале остальных 15 % хозяйств... При проведении сплошной коллективизации считать обязательным 100 %-ное обобществление рабочего и продуктового скота, живого и мертвого инвентаря, а также посевного материала, фуража» [17.- Л. 90]. И ни слова о необходимости разъяснительной работы. А ведь в этом районе были личного типа крестьянские хозяйства — рыбацкие, огороднические, полеводческие. Но эти особенности совершенно не учитывались, да и у крестьян никто ничего не спрашивал.
Вслед за райисполкомами сельсоветы стали еще больше сокращать сроки. Так, Кагальницкий совет, до этого нормально работавший по коллективизации, 16 января 1930 года предложил своим уполномоченным на хуторах Донской пахарь и Буденный в десятидневный срок коллективизировать хутора на 100 %, о чем 26 января доложить стансовету [173-Л 1-6об.]. В селе Екатериновка Сальского округа коллективизацию проводили под лозунгом: «Обобществляй все подчистую». Но в этих условиях были и работники, которые не поддались нажиму и старались не гнаться за процентами. Так, пленум Красносельско-Андреевского Таганрогского района, обсудив ход работы по сплошной коллективизации, принял решение:
а) …пленум сельсовета отмечает, что 100-процентная коллективизация сельсовета в установленные сроки выполнена не будет…;
б) вследствие близкого наступления весенне-посевной кампании, имеющиеся результаты по коллективизации совета закрепить, и для того, чтобы не упускать и не сорвать предстоящего сева весной 1930 года, переключить центр тяжести работы на подготовку к весенней посевной кампании, попутно, однако, используя возможности втягивания крестьянства в колхоз» [18].
В ряде мест отмечались факты издевательств, угрозы оружием при проведении коллективизации. В Нижне-Кундрючевском сельсовете Шахтинского округа два середняка были немедленно арестованы за то, что на собрании заявили: «Мы, конечно, не против сплошной коллективизации, но вступать в колхоз пока воздержимся» [13.-Л. 34-35]. В трех сельсоветах Сальского округа 32 бедняцко-середняцких хозяйства были отнесены к кулацким. Такими методами быстро повышался процент коллективизации. На 15 февраля он составлял 75,6 %, а на 15 марта – 82 % коллективизации [7] (ср. на 1 декабря – 29,1 %). Многие колхозы существовали только на бумаге.
Но к началу февраля 1930 года обнаружились недовольства середняков и даже бедняков во многих местах Дона. Начались выходы из колхозов. Так, в начале января в Приморском сельсовете Таганрогского района из колхоза вышло 23 бедняцко-середняцких хозяйства; в Песчанокопском сельсовете вышли из колхоза несколько бедняков; в Кулешовском сельсовете была сорвана бедняцко-середняцкая конференция; в Краснополянском сельсовете – собрание по коллективизации. В начале февраля 30 бедняков вышли из колхозов в Калмыковском сельсовете Донецкого округа. В середине февраля в Песчанокопском сельсовете вновь вышло из колхозов уже 150 хозяйств, а в Копанском Донского округа – 400; в Ново-Михайловском – 500 хозяйств [13.-Л. 34-35]. В феврале были отмечены террористические акты, как ответ на насилие над крестьянами. Только за 15 дней февраля 1930 года были убито два и совершено 8 покушений на активных работников, проводивших коллективизацию. Эти покушения были приписаны кулакам.
1 февраля 1930 года ЦИК СССР принял постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». Оно отменяло аренду земли и применение наемного труда, а краевым исполкомам давалось право применять все меры против кулачества, вплоть до конфискации имущества и выселения из района и края [19].
10 февраля крайисполком принял свое постановление «О ликвидации кулачества как класса в пределах Северо-Кавказского края». Кулаки разделялись на три категории. Первая — наиболее активные, участвовавшие в борьбе против советской власти, подлежали аресту и суду. Вторая — богатые кулаки, полупомещики подлежали высылке за пределы края. Остальные — расселялись внутри края в специальных поселках. Им отводились земельные участки на территории восточных округов Дона и предоставлялись средства производства: одна лошадь на два хозяйства, плуг и борона на четыре хозяйства. У кулацких хозяйств при конфискации имущества оставлялись необходимые предметы домашнего обихода и продовольствие на два-три месяца. Постановление специально подчеркивало, что все эти меры не должны никак затронуть середняцкие хозяйства [20.- Л. 111].
В феврале 1930 года началось массовое выселение кулацких хозяйств. Обстановка в селах резко обострилась. В Донецком округе было выселено 1900 кулаков, из Сальского округа 3000 кулацких хозяйств [21].
Стремясь получить поддержку против кулаков, сельсоветы проводили бедняцко-середняцкие собрания, на которых обсуждались списки подлежащих выселению. На этих собраниях беднота в ряде мест вела себя пассивно, из-за чего собрания срывались. Середняки же, боясь попасть в категорию подкулачников, выступали более активно. Добившись положительного решения, сельсоветы брали на учет конфискованное имущество и передавали его колхозам. Устанавливались проценты для раскулачивания, в которые попадали и середняки. В трех сельсоветах Сальского округа к кулакам были отнесены 32 бедняцко-середняцких хозяйства. В хуторе Средне-Говейном, Шахтинского округа, в котором имелись только бедняцкие и середняцкие хозяйства,; намечалось, как сообщал в письме в ЦК партии селькор Дюбин, раскулачить «полтора процента», куда попал один середняк [22.- Л. 164].
Нарушение принципа добровольности, погоня за процентом коллективизации, подогреваемое сверху, насилие по отношению к середняку — все это вызвало взрыв недовольства крестьянства. Это стало выражаться не только в выходе из колхозов, но и в массовых демонстрациях протеста против коллективизации.
Во второй половине февраля в целом ряде сельсоветов Дона прокатилась волна массовых женских демонстраций, так называемых «бабьих бунтов». Наиболее сильными были они в пяти сельсоветах Таганрогского района Донского округа. В селе Самбек огромная толпа крестьянок выступила с лозунгами: «Долой колхоз! Да здравствует Ленин и Советская власть!» В селе Весело-Вознесенском свое отношение к коллективизации женщины выразили лозунгом: «Мы за советскую власть, но без коллективизации» [23] . Выступления носили антиколхозный характер. Более серьезные события произошли вСальском округе. 10 февраля в селе Екатериновка произошло вооруженное выступление против раскулачивания. В следующие дни оно захватило соседние села: Баранники, Ново-Маныч, Средний Егорлык,- Ново-Егорлык, Сандату [24] . В селе Екатериновка толпа в 2000 человек потребовала освободить арестованных и возвратить им имущество, а затем разгромила сельсовет, помещение партячейки и склад, где хранилось конфискованное имущество. В выступлении участвовали некоторые бывшие красные партизаны, комсомольцы и отдельные члены партии. Выступление началось как антиколхозное [25] . Но как раз в эти дни из переполненной тюрьмы Сальска были отпущены домой до высылки арестованные кулаки. Их возвращение в села стало сказываться на изменении лозунгов. Был выдвинут лозунг: «За советскую власть, без коммунистов и колхозов». В ряде сел были избраны комиссии, которые выработали декларации с требованием распустить местные партячейки, комсоды (комиссии содействия коллективизации) и колхозы, возвратить арестованных кулаков и конфискованное у них имущество [26] .
Ввиду серьезности положения партийная организация города Сальска была переведена на военное положение, коммунисты и комсомольцы получили оружие, они, сформированные в отряды, охраняли город [27].
Когда выступление стало перерастать в антисоветское, другая часть красных партизан, бедняки, батраки и часть середняков, до этого пассивно наблюдавшие, стали организовывать отряды для отпора восставшим. Через шесть дней с помощью этих отрядов, кавалерийских частей и броневиков Краснеой Армии выступления были подавлены [28] .
Только после этих событий Сальские окружные организации стали принимать меры к исправлению положения. Была назначен, повторная чистка сельских партячеек.
15 февраля крайисполком принял специальное постановление «О состоянии работе советских органов Таганрогского район Донского округа и Воронцово-Николаевского района Сальского округа по проведению основных хозяйственно-политических кампаний в селе». В нем указывалось, что в работе советов (особенно назывались шесть советов, в которых произошли волнения и выступления против насилия при коллективизации) допущены случаи проведения коллективизации административными методами Разъяснительная работа подменялась прямыми угрозами. Осуждалась плохая работа среди женщин, возмутительная грубость со стороны должностных лиц по отношению к беднякам и середнякам.
Постановлением были сняты с работы и преданы суду председатели шести сельсоветов, советы распущены и назначены их перевыборы. За нарушение «революционной законности» были сняты с работы и привлечены к ответственности некоторые работники Донского и Сальского округов. Постановление обязывало «все окружные, областные, районные исполкомы вести беспощадную борьбу со всеми случаями извращения классовой линии голого администрирования, отсутствия массовой работы и надлежащей работы Советов, принимая меры к немедленному исправлению подобных методов в советской работе» [20.- А. 154]. Это постановление тотчас же было доведено до сведения всех Советов края. В постановлении, как видно, все исполкомы обязывались исправлять нарушения методов советской работы.
Однако директивы о борьбе с перегибами отдавали не окружные исполкомы, а окружные «пятерки» по сплошной коллективизации, и отдавали они их не райисполкомам и сельским Советам, а «райтройкам» и «сельтройкам». Продолжалось принижение роли Советов, подмена их чрезвычайными органами.
18 февраля 1930 года крайком ВКП(б) обратился с письмом к окружкомам и партячейкам, в котором приводились многочисленные факты «извращений политики партии» и предъявлялось требование вести с ними беспощадную борьбу. Таким образом, только после открытого сопротивления крестьянства насилию, власти края приступили к исправлению создавшегося положения. Это произошло задолго до выступления Сталина и постановления ЦК партии.
2 марта 1930 года Сталин выступил со статьей «Головокружение от успехов», в которой всю вину за сложившееся положение возложил на местных работников, обвинив их в головокружении от успехов. Вскоре, 14 марта, было опубликовано постановление ЦК ВКП (б), осуждавшее администрирование в коллективизации. В нем утверждалось, что вступление в колхозы – только добровольное.
После опубликования этих документов начались массовые выходы крестьян из колхозов на Дону. В Мелеховском сельсовете Шахтинского округа 140 хозяйств подали заявление о выходе из колхоза и увели рабочий скот с колхозных базов. В Александровском сельсовете 60 хозяйств подали заявление о выходе, в В.-Неклиновском – 63 хозяйства.
В Донском округе число коллективизированных хозяйств с 81,8 % на 15 марта снизилось до 67 % на 10 апреля, в Сальском округе снижение было еще больше – с 63,5 % на 15 марта до 49,7 % на 10 мая. «К тому же, - как сообщал Сальский окружком, - выходы из колхозов все время продолжаются» [29].
Исправление извращений в колхозном строительстве шло трудно и медленно. Этому способствовало то, что в статье Сталина и в постановлении ЦК наряду с осуждением перегибов выдвигалось требование «закрепить достигнутые успехи» и использовать их для дальнейшего продвижения вперед. Это внесло растерянность в среду местных работников, они не знали, что же делать: исправлять создавшееся положение или закреплять его? В одних местах стали возвращать конфискованное у кулаков имущество, распускать колхозы, в других – стали преследовать «выходцев» из колхозов.
В Жуковском сельсовете Сальского округа был создан «взвод», который увел лошадей у всех вышедших из колхоза. В Максимово-Новогрушевском сельсовете Шахтинского округа 36 хозяйств заявили о выходе из колхоза. Тогда председатель сельсовета арестовал трех бедняков и двух середняков [30]. Мокро-Сарматовский сельсовет Таганрогского района постановил: «Не вступившим в колхоз, а также кулацким хозяйствам, выделять землю трудно освояемую и дальнюю» [17.-Л 87].
Ликвидации методов администрирования мешали указания, данные Молотовым и некоторые решения крайкома и крайисполкома.
18 марта 1930 года было опубликовано решение, которым фактически не разрешался добровольный выход из колхозов до окончания весеннего сева. Это постановление противоречило решению ЦК партии от 14 марта.
24 марта на бюро Северо-Кавказского крайкома выступил Молотов, объехавший до этого ряд районов Дона и Кубани. Он фактически признал свои ошибки по поводу темпов коллективизации, но, касаясь практических вопросов, заявил: «Нам отступления, ясно, никакого не может быть назад». По существу, он отстаивал нажим на крестьян: «…Наша установка … в том, чтобы сманеврировать и, добившись известной организованности не совсем добровольно, во время весеннего сева закрепить колхозы, усилить ядро колхозников».
На практике эти уклонения вели к продолжению извращений. 2 апреля было опубликовано постановление ЦК ВКП (б) «О льготах колхозам». Местные руководящие органы провели массовую работу по обсуждению и разъяснению этого постановления, а также решения ЦК от 14 марта и статьи Сталина. Большая агитационно-разъяснительная работа, удачное проведение многими колхозами весеннего сева оказали воздействие на многих крестьян. Началось возвращение их в колхозы. В Александровском сельсовете на другой день после обсуждения документов на собрании колхозников и единоличников 40 из 60 хозяйств взяли заявление о выходе из колхоза обратно. К 10 апреля в Донском округе обратно вступило в колхозы около 3 000 хозяйств, хотя вышло все-таки больше [31]. За 20 дней в Донском округе вновь вступило в колхозы около 2 500 хозяйств.
К середине июня в колхозах Шахтинского округа осталось 60,4% [32] хозяйств, Донского — около 70%, Донецкого — около 80 % [33] . В июле начался прилив и в отстававшем Сальском округе. К 15 июля здесь вернулись в колхозы более 150 хозяйств.
В уборочную кампанию колхозы значительно окрепли, улучшилось хозяйственное руководство ими и со стороны сельских советов. Многие колхозы смогли оказать значительную помощь единоличным хозяйствам. Это усиливало приток их в колхозы.
В Донском округе, как сообщала газета «Молот», более 2 200 хозяйств, не бывших в колхозах, вступили в них и около 14 тыс. отказались от выхода. Вместе с тем газета отмечала, что «в большинстве этот прилив в колхозы не является результатом широкой массовой работы местных организаций» [34] . Действительно, успешная работа многих колхозов в весеннюю посевную и уборочную кампании, их укрепление больше всего убеждали часть крестьян.
Вместе с тем все лето и осень на Дону шли противоречивые процессы — выходы из колхозов и вступление в них. Выходов становилось все меньше, вступлений — больше. К 1 октября (когда кончался хозяйственный год) из колхозов семи районов Дона вышло 2 981, но вступило по всем районам 13 297. К 15 октября по шести другим районам Дона вышло 1 037 хозяйств, вступило по всем районам 4 763 [35]. На этом этапе руководство еще выступало против администрирования при проведении коллективизации. Так, когда бюро Старо-Минского райкома партии в сентябре установило контрольные цифры коллективизации для каждого сельсовета, крайком ВКП (б) немедленно отменил это решение, как «явно неправильное» [36].
После некоторой передышки летом сталинское руководство с осени начинает новую кампанию по организации «колхозного прилива». В сентябре в специальном письме ЦК партии всем крайкомам и обкомам предлагалось отказаться от выжидательной позиции и добиться нового «мощного подъема колхозного движения». Декабрьский пленум ЦК (1930 г.) установил контрольные цифры коллективизации, которыми в зерновых районах (в т. ч. и в Северо-Кавказском крае) намечалось коллективизировать в 1931 году до 80% крестьянских хозяйств. Таким образом, сталинское руководство вернулось к декретированию колхозного движения, что лицемерно осуждалось весной 1930 года в статье Сталина и документах ЦК ВКП(б).
Принуждение продолжалось. Изменились только его формы. Теперь главными формами воздействия на крестьян были экономические меры и организационно-политическая работа. Резко были повышены налоги на единоличные крестьянские хозяйства, почти прекращено их кредитование. Одновременно предоставлялись кредиты, льготы по налогам, снижались нормы сдачи продуктов.
Мощной пропагандистской кампанией руководству удалось расколоть крестьянство. Опираясь на тех, кто добровольно вступил в колхозы (бедняцкие и маломощно-середняцкие слои) партийные ячейки и сельские советы организуют инициативные группы, вербовочные бригады, буксирные бригады, «красные свахи» (женские вербовочные бригады), «красные блузы», полки по коллективизации и др. Эти бригады и группы выезжали в хутора, села и станицы и призывали единоличников («сватали») вступать в колхозы, рассказывали о льготах для колхозов и колхозников, о работе колхозов.
Вместе с тем проходит вторая волна раскулачивания. Были выселены несколько тысяч «вновь выявленных» кулацких семей. Притесняются «выходцы» из колхозов. Им отводят худшие и дальние земли. В хуторе Корсунка Шахтинского округа вышедших из колхоза стали в массовом порядке привлекать к суду с предъявлением иска колхозов. Это вызвало массовое выступление «выходцев». С трудом удалось успокоить возмущенных [22.- Л. 85] . В Порт-Катоновском сельсовете Азовского района «выходцам» не выделили участки для уборки хлеба. Это спровоцировало драку с колхозниками, и чуть не был повешен председатель колхоза. Прибывшему следователю «выходцы» не дали произвести арест «зачинщиков». Через день следователь призвал на помощь колхозников, были произведены аресты. Через несколько дней «выходцы» вступили в колхоз [33] . Нажим на крестьян усилился во время хлебозаготовок и перевыборов советов. Из избирательных комиссий, из комсодов (комиссий содействия) удалялись те, кто не проявлял «активности». На Дону комсоды были переизбраны в 11 районах. В них вводились колхозники. Крестьяне как могли сопротивлялись нажиму. Это выражалось в неявке на выборы в целом ряде сельсоветов (выборы отменялись), в резких выступлениях в адрес советской власти на предвыборных собраниях. Если раньше таких выступавших причисляли к подкулачникам, то теперь, как видно из документов, им давались «правильные разъяснения». В селе Красная Поляна Белоглинского района были разбросаны листовки с призывом «Долой советскую власть». Было несколько случаев убийств активистов коллективизации. В Недвиговском сельсовете Таганрогского района на собрании бедняков и середняков была принята такая резолюция: «В колхоз не пойдем, семфондов сдавать не будем, так как задавила хлебозаготовка, но решение о сплошной коллективизации приветствуем» [37.- Л. 46, 61]. Оживилась кое-где сословная рознь. Поскольку среди председателей сельсоветов мало было из казаков, то в станице Пухляковской казаки вели такие разговоры: «Вы, казаки, посмотрите, что с вами кацапы делают. Всю власть в свои руки забрали» [37.- Л.39].
Но эти выступления серьезного влияния на ход коллективизации уже не могли оказать. Экономические и организационно-политические меры, принятые руководством, стали давать результаты. Не видя никаких перспектив развития в будущем, единоличники стали вступать в колхозы. К концу января 1931 года на Дону было коллективизировано 72,3% хозяйств [38] . Февраль был месяцем широкого развертывания агитационной работы, которую вели группы бедноты, вербовочные и буксирные бригады, инициативные группы. Были проведены краевой съезд ударников сплошной коллективизации и агроколхозный поход. По хуторам, селам и станицам проводились «вечера колхозного призыва». Под этим мощным нажимом единоличники в большинстве вступают в колхозы. На 25 февраля коллективизация наДону достигла 80,5% [39] . Требование декабрьского пленума ЦК 1930 года было выполнено.
Это означало завершение коллективизации на Дону. Началось раскрестьянивание крестьянства, новая эпоха в его истории.
Литература
1. Северо-Кавказский край. – 1928. - № 2. – С. 30-35.
2. Казачество Северо-Кавказского края. Итоги переписи населения 1926 года. – Ростов н/Д, 1928. – С. 3-8.
3. ГАРО, ф.1185, оп. 2, д.729.
4. Центр хранения документации новейшей истории Ростовской области (ЦХДНИРО). Ф. 75, оп. 1, д. 210.
5. ГАРО, ф. 1390, оп. 6, д. 821, л. 37; ф. 1185, оп. 2, д. 943, л. 4-5; ЦГАОР, ф. 1235, оп. 107, д. 490, л. 143. об.
6. ГАРО, ф. 1390, оп. 6, д. 787, л. 131
7. Там же. – Т. 2, д.1898, л. 65.
8. Андреев А.А. Статьи и речи. 1928-1930. – Ростов н/Д.: Сев. Кавказ, 1931. – С. 43.
9. Ивницкий Н.А. О начальном этапе сплошной коллективизации //Вопросы истории КПСС. – 1962. - № 4. – С. 65.
10. Молот. – 1929. – 6 дек.
11. ШФ ГАРО, ф. 278, оп. 2, д.514, л. 74.
12. Молот. – 1929. – 17 дек.
13. ШФ ГАРО, ф. 278, оп. 1, доп. д.25.
14. Там же. – Д. 513.
15. ГАРО, ф. 1390, оп. 6, д. 1226, л. 69; д. 1292, л. 205.
16. ЦГАОР, ф. 1235, оп. 108, д. 340.
17. ГАРО, ф. 1798, оп. 1, д. 1395.
18. ТФ ГАРО, ф. 166, оп. 1, д. 173, лл. 262-262 об.
19. История колхозного права: Сб. законодательства материалов СССР и РСФСР. 1917-гг. 1917-1936 гг. – М., 1959. – Т.1. – С. 166.
20. ГАРО, ф. 1485, оп. 1, д. 631.
21. ЦХДНИРО, ф.75, оп.1, д. 201, л. 104; ф. 97, оп. 1, д. 368, л.14.
22. ШФ ГАРО, ф. 278, оп. 2, д.107, л. 164.
23. ЦХДНИРО, ф.171, оп.1, д. 634, л. 41.
24. Там же, ф. 97, оп. 1, д.5.
25. Там же, ф. 171, оп. 1, д.470, лл. 5-6; д. 371, л.4; д. 638, л. 21; ф. 371, оп. 1, д. 365, л.5.
26. Там же, ф. 97, оп. 1, д.365, л. 5; д.367, л. 4.
27. Там же, д. 367, л.5.
28. Там же, ф. 97, оп. 1, д.343, л. 26; ф. 171, оп. 1, д.470, лл. 5-6; ф. 97, оп. 1, д. 340, л.53.
29. ЦХДНИРО, ф.97, оп.1, д. 405, л. 1.
30. Молот. – 1930. – 20 марта, 8 апр.
31. Молот. – 1930. – 10 апр.
32. ШФ ГАРО, ф. 278, оп. 1, д.712, лл. 12-13.
33. Молот. – 1930. – 1 мая, 30июня.
34. Там же. – 14 июля.
35. ГАРО, ф. 1390, оп. 6, д. 1522, л. 94.
36. ЦХДНИРО, ф.7, оп.1, д. 1058, л. 15.
37. ЦГАОР, ф. 1235, оп. 109, д. 103.
38. Молот. – 1930. – 7 февр. Подсчет.
39. Там же. – 7 янв., 3 марта.