Включить версию для слабовидящих
^Back To Top
ТЕАТР «ПЕТРУШКИ»
Традиция уличного кукольного театра: ряд сцен с барыней, казаком в комедии Клиша; черт-лекарь, глупый барин и его слуга, являющиеся героями нескольких сцен в теневом обозрении Чижа.
Можно отметить еще одну общую черту: переход от комментирования действий кукол к их разговору, от пантомимы к разговорным сценам. Это стоит в прямой связи со стремлением к циклизации: персонажи, собиравшие вокруг себя разрозненные сценки, не могли просто изображать кого-то, служить иллюстрацией к пояснениям кукольника, они должны были действовать. Зрители отдавали предпочтение сценкам, где куклы сами вели разговор, где реплики их были яркими, острыми, злободневными, образными, где имелся герой, который дурачил, обманывал, наказывал других персонажей, особенно если те и в жизни не пользовались симпатией у обычного зрителя народных кукольных спектаклей.
Все это прямо вело к «Петрушке». Появившись, он легко поглощал или объединял своим именем существовавший до него или параллельно с ним бытовой кукольный театр, который преимущественно состоял из отдельных, не связанных друг с другом сценок.
Примерно с 1840-х годов на страницах бытовых очерков, воспоминаний, дневников появляется имя Петрушки, Петра Ивановича Уксусова (он же Ванька Рататуй), который с годами становится главным и едва ли не единственным героем русского народного кукольного театра. Петрушечная комедия чрезвычайно широко распространяется по всей стране и завоевывает огромную популярность. Слово «петрушечник» становится синонимом «кукольника». На ярмарках и народных гуляньях одновременно выступают несколько петрушечников, показывающих свою нехитрую комедию по многу раз в день, и каждого окружает плотное кольцо зрителей.
Что же представлял собой театр «Петрушки» в период расцвета?
Судить об этом можно по сохранившимся в небольшом количестве рукописным текстам комедии и лубочным книжкам, дожившим до наших дней, а также по немногочисленным описаниям спектаклей «Петрушки» второй половины XIX — начала XX века.
Необходимо сказать, что комедия с Петрушкой разыгрывалась в разных условиях. Самым распространенным был так называемый «ходячий» Петрушка. Кукольник и его помощник-музыкант с легкой складной ширмой, набором кукол и шарманкой (или скрипкой) передвигались от ярмарки к ярмарке, показывая по пути комедию и зарабатывая па хлеб и дорогу. Другую разновидность представляли городские шарманщики, ходившие (часто небольшими компаниями) в любое время года только по улицам своего города и ближайшим его пригородам (летом — по дачам) с каким-нибудь дрессированным животным или птицей (обезьянка, попугай, собачка, щегол), причем в дополнение к «Петрушке» выступал уличный гаер-гимнаст, а «ученая птица» или обезьяна вынимала желающим пакетики со «счастьем».
Наконец, «Петрушку» показывали и в балаганах. Иной раз — перед входом, для заманивания публики, чаще — в самом балагане в качестве одного из номеров смешанной программы или в специальных рогожных балаганчиках «третьей линии», как это было, к примеру, на Адмиралтейской площади и Марсовом поле в Петербурге.
Вид такого балагана и посетителей его прекрасно описал учитель Л. К. Розенберг: «В балаган, куда мы вошли вдвоем с товаршцем-учителем, было много публики. Все держали себя свободно, «как дома». Парни и девушки щелкали орехи, ели пряники. А в задних рядах, к крайнему нашему удивлению, компания «любителей» втихомолку творила обычный «намаз», поклоняясь стеклянному божку. Было душно. Пахло потом, сивушным маслом и дегтем».
Прямой параллелью к словам звучат и строки Н. А. Некрасова из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:
Шалаш полным-полнехонек,
Народ орешки щелкает,
А то два-три крестьянина
Словечком перекинутся —
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!
«Сцена, — сообщает далее Розенберг, — устроена в передней стене и очень высоко. Миниатюрные кулисы и занавес такой же величины устроены, как в настоящем театре. Устроились мы на первой скамейке, заплатив предварительно по десять копеек. Оркестр, состоящий из двух скрипок, кларнета и барабана, сыграл увертюру «По улице мостовой». Кончилась музыка. Поднялся занавес. Сцена пуста. Вдруг где-то внизу раздался визгливый голосок, кричавший «а-а-а! и, и, и! ха, ха, ха!». И из правой кулисы выскочил Петрушка . Захохотал, забегал он по сцене. И вдруг сел на барьер, устроенный перед сценой. Кстати замечу здесь, что все жесты его, все движения были так согласны со словами, которые произносил спрятанный внизу комедиант, что иногда получалась полнейшая иллюзия: казалось, что все говорил сам Петрушка и что это не кукла, а живой человечек. Недаром народ окрестил эту комедию «говорящими куклами». Чтобы произнести слова резким, визгливым тоном, комедиант кладет на язык у самого его корня маленьким снаряд, состоящий из двух костяных пластинок, внутри которых укреплена узкая полоска полотняной ленточки. С помощью этого снаряда и говорит комедиант. Отвечает ему его помощник, сидящий между зрителями, которого Петрушка называет „музыкантом"».
Все особенности петрушечного представления верно и полно подмечены любознательным учителем.
Еще в конце прошлого столетия популярность комедии была столь велика, что Иван Щеглов называл Петрушку главным героем ярмарки. «Вон на краю поля белеется низенькая, невзрачная на вид палатка с развевающимся на крыше носовым платком вместо флага... Но, почтение, господа, к этой убогой палатке: в ней живет сам Петр Иванович Уксусов! Посмотрите, пожалуйста, около его балаганчика всегда самая плотная и самая довольная толпа», — записывал в дорожном дневнике И. Щеглов после посещения ярмарки в городе Муроме в 1895 году. И далее писатель тем же восторженно-удивленным тоном рассказал о петрушечном представлении, на котором ему пришлось присутствовать. «Вот я и перед театром марионеток, в новых живых тисках народной толпы, осадившей театральную палатку. Здесь это какая-то совсем особая нервно-возбужденная толпа, и на всех лицах, от детей до стариков, написано такое напряженно-любопытное ожидание, точно готовится невесть какое блистательное зрелище, — хотя всем отлично известно, что готовится появиться всего лишь маленькая кукольная фигурка с длинным носом и горбом на спине. И вот—о радость!—раздается знакомый пронзительно-гнусавый окрик и в боковой прорехе палатки, образующей нечто вроде открытой сцены, появляется ОН — главный герой ярмарки — Петрушка...».
Широкая известность, всеобщая распространенность театра «Петрушки» и необычайная любовь народа к своему кукольному герою отмечались многими современниками и периодической печатью конца XIX — начала XX века. Но единодушие в высказываниях относительно популярности «Петрушки» сменялось самыми противоречивыми суждениями, как только речь заходила о причинах такой популярности.
Успех «Петрушки» в одних случаях объяснялся злободневностью и сатирической направленностью сценок, в других секрет обаяния комедии видели исключительно в ее сценичности, в том, что формы игры здесь — «незамысловатые, простые и понятные — легко воспринимались широкими массами всех возрастов и всех степеней развития».
Различные, подчас полярные суждения высказывались и по поводу состава комедии. Почти все, писавшие о Петрушке, отмечали, что представления с ним состоят из отдельных стен, что цельный характер комедии придает лишь единый главный герой, вокруг которого и группируются входящие в спектакль сценки. При этом многим казалось, что порядок расположения сцен произволен, а количество их свободно варьируется. Подчеркивался большой простор для актерской импровизации не только в монтаже спектакля, но и в выборе материала.
Кто же прав?
Петрушка. Художник Л.И. Соломаткин, 1882
Комедия о Петрушке бытовала и передавалась от исполнителя к исполнителю устным путем, именно потому не существует текстов, дословно повторяющих друг друга. Между тем схемы построения спектаклей, язык их, художественные приемы настолько сходны, что можно говорить об одном сценарии комедии, представленном многочисленными вариантами.
Почти всякий спектакль театра «Петрушки» с середины XIX века включал в себя обязательные сцены, составляющие ядро комедии, ее лицо, и сцены второстепенные, количество и порядок которых определялись талантом кукольника, очень часто его достатком (сколько кукол и помощников имелось в его распоряжении), аудиторией, перед которой шло представление, местной традицией и так далее. Таким образом, артист-кукольник располагал определенным стержнем, устойчивой, традиционной частью комедии и целым набором сцен-вставок, которые он отбирал и расставлял по собственному усмотрению и вкусу.
Основными сценами традиционной комедии о Петрушке являлись следующие: выход Петрушки, сцена с невестой, покупка лошади и испытание ее, лечение Петрушки, обучение его солдатской службе и финальная сцена.
Обычно представление начиналось с того, что из-за ширмы раздавался хохот или песня и вслед за этим появлялся Петрушка. Одет он бывал «в красную рубашку, плисовые штаны, заправленные в щегольские сапожки, на голове колпак». Непременными деталями его внешнего вида были также горб или два горба (спереди и сзади) и длинный горбатый нос.
Первым делом Петрушка поздравлял собравшихся с праздником, представлялся публике:
«Здравствуйте, господа! Я пришел...
Я, Петрушка, мусье, пришел повеселить вас всех, больших и малых, молодых и старых (поет):
Я Петрушка, Петрушка,
Веселый мальчуган!
Без меры вино пью,
Всегда весел и пою:
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!
Так вот я каков, Петрушка! Ах (ударяет себя по лбу), забыл! Петрушка-то Петрушка, а прозвище как? Ра-та-туй! . . Слышите? Ра-та- туй!..»
Если «Петрушку» ставили в балагане, то главный герой сначала появлялся на наружном балкончике или проще — «в боковой прорехе палатки» и зазывал к себе на представление. Вслед за вступительным проигрышем музыканта и приветствием зрителей, предваряя собственно комедию, у хороших кукольников «Петрушка вступал в переговоры и объяснения с публикой — это был один из самых живых эпизодов представления». Разговор мог не иметь никакого отношения к содержанию комедии, с Петрушкой просто говорили на самые разные темы.
Создавалась полная иллюзия непринужденной беседы со зрителями, особенно когда «понукал» было несколько.
Достаточно побалагурив с публикой, кукольник переходил непосредственно к разыгрыванию комедии.
В большинстве случаев цепь Петрушкиных приключений начиналась с его сообщения о предстоящей женитьбе. Петрушка с удовольствием расписывал достоинства своей невесты и ее приданое. Затем на его зов являлась пышная круглолицая нарумяненная девица, которая к тому же оказывалась курносой, «кирпатенькой» или «хромой на один глаз». Петрушка требовал музыки, шарманщик начинал наигрывать какой-либо популярный плясовой мотив, а Петрушка с невестой пускались в пляс.
В некоторых городских вариантах комедии эта сценка разыгрывалась по-другому: Петрушка отправлялся к своей невесте Матрене Ивановне, только что приехавшей из деревни и поселившейся по одному из подобных адресов: «В Сам Петербурге, в Семеновском полку, дом плесивый, фундамент соломенный, хозяин каменный, № 9»52. При встрече Матрена Ивановна ругала Петрушку за то, что он забыл ее и даже писем не писал. Петрушка всячески оправдывался, в конце концов они мирились, и невеста шла ставить самовар.
Почти всегда вслед за сценой с невестой разыгрывалась сцепа покупки лошади. Задумав жениться, Петрушка собирался обзаводиться хозяйством, первым делом — купить лошадь. Едва лишь он произносил вслух свое желание, как тут же появлялся цыган и предлагал лошадь, давая ей комическую характеристику: «Не конь, а диво: бежит — дрожит, а упадет, так и не встанет. По ветру, без хомута, гони в два кнута, летит, как стрела, и не оглядывается... На гору побежит — заплачет, а с горы бежит-скачет, а завязнет в грязи, так оттуда уж сам вези — отменная лошадь!»
Поторговавшись, Петрушка отправлялся за деньгами, но возвращался и ударами палки расплачивался с цыганом. Затем принимался рассматривать лошадь, садился на нее и сразу падал, сброшенный норовистой покупкой.
Как только Петрушка, ставший жертвой лошади, начинал громко стонать и звать лекаря, тут же выскакивал из-за ширмы один из самых главных и постоянных персонажей комедии — доктор. Прежде чем приступить к лечению, он произносил свой знаменитый монолог, состоящий из набора фраз-формул, которые, по-разному сочетаясь, звучали в его устах всюду, где бы он ни появлялся: в кукольной комедии, в народной драме «Царь Максимилиан», в сценке из вертепного действа, в детской игре или лубочной картинке.
Почти ни одно представление «Петрушки» не обходилось без сцены обучения «солдатскому артикулу», центральным эпизодом которой было комическое выполнение Петрушкой строевых команд и ружейных приемов; причем осмеивание достигалось здесь двумя способами: комическим выполнением самих команд (движениями и жестами героя) и речью, состоявшей сплошь из передразниваний и игры на слуховых омонимах. Яркий пример такой сцены находим в комедии, записанной в августе 1903 года от петербургского петрушечника:
Капрал: Вот тебе ружье.
Петрушка: Ох, батюшки! Да ведь это не ружье, а палка.
Капрал: Полно дурака валять: сперва обучают палкой, а потом ружьем. Бери!
Петрушка: Беру.
Капрал: Держи!
Петрушка: Держу.
Капрал: Смотри!
Петрушка: Смотрю.
Капрал: Слушай!
Петрушка: Скушаю.
Капрал: Не кушать, а слушать. Держи ровно!
Петрушка: Что такое? Матрена Петровна?
Капрал: Не Матрена Петровна, а держи ровно! Какая тебе Матрена Петровна? Какой ты бестолковый.
Петрушка: Давай, беру целковый, пойди да принеси.
Капрал: Сперва научись, а потом проси. На плечо!
Петрушка: Горячо.
Капрал: Какое тебе горячо. На плечо! Стой прямее.
Петрушка: Покривее?
Капрал: Не так.
Петрушка: А так?
Капрал: Нет, так.
Петрушка: Не так?
Капрал: Нет, не так, а этак!
На примере этой цитаты хорошо видно, с каким мастерством кукольники умели строить эпизод, чередуя развернутые реплики, где комизм достигается главным образом за счет применения стилистических фигур, с отрывистыми репликами-словами, указывающими на то, что внимание должно переключиться на жесты, движения героев. Такое сочетание разнородных элементов позволяет выдержать эпизод от начала до конца на комедийном уровне: смех все время поддерживается тем, что меняются причины, вызывающие его.
К постоянным сценам комедии относится и ее финал, в подавляющем большинстве случаев заключающийся в том, что Петрушка расплачивается за содеянное им: черт, собака, домовой или какое-либо другое существо уносит его вниз, за ширму.
Подробности, расцвечивающие сцену, довольно разнообразны: Петрушка дрался с пришедшим, не соглашался идти в преисподнюю, пытался приласкать и усмирить рычащую собаку и т. п.; но все оказывалось напрасным: Петрушку хватали и утаскивали. Правда, завершение приключений героя в лапах собаки, барана, черта было веселым; смешная смерть Петрушки воспринималась как чисто формальный, традиционный конец спектакля, ведь герой вновь «воскресал» в начале следующего представления, что иногда и сам он подчеркивал в последней реплике: «Прощай, ребята! Прощай, жисть молодецкая!.. Уй-юй-юй!.. Пропала моя головушка удалая, пропала вместе с колпачком и с кисточкой!.. Мое почтение!.. До следующего представления!..»
Не все сцены из перечисленных обязательно наличествовали в любом тексте комедии, какие-то из них могли отсутствовать, не отражаясь существенно на спектакле в целом. Однако характерно, что они полностью имеются чуть ли не в половине дошедших до нас записей комедии.
Петрушка. Художник Л.И. Соломаткин, 1878
Если говорить о злободневности театра «Петрушки», его социальной заостренности, то необходимо отметить, что степень их могла быть разной даже у одного и того же кукольника, менялась от сцены к сцене, от выступления к выступлению. Комический эффект в большинстве случаев достигался приемами, характерными для народной смеховой культуры, о которой писал М. М. Бахтин. Это бесконечные драки, избиения, всевозможные непристойности, остроумные и алогичные сочетания слов, обыгрывание мнимой глухоты партнера и т. п. Кукольник каждому эпизоду мог придать нужный ему в данный момент оттенок, расставить необходимые акценты, заострить внимание на одних сценах и убрать, сгладить другие.
Поэт-искровец Г. Н. Жулев посвятил «Петрушке» целое стихотворение, где выделил тот же эпизод народной комедии, особо подчеркнув реакцию зрителей:
Молодец, Петрушка!
Но все смолкло в миг:
Из-за ширм явился красный воротник,—
Подошел к Петрушке и басит ему:
- Что ты тут, каналья?
Я тебя уйму!
Петька не робеет: взявши палку, хлоп!
Мудрое начальство в деревянный лоб.
Хохот одобрения, слышны голоса:
- Не сробел начальства!
Эки чудеса! ..
Своеобразие театра «Петрушки» было в том, что зритель получал удовольствие не от знакомства с новым для себя героем и сюжетом: содержание комедии и действующие лица ее всем были хорошо известны. Главное внимание обращалось не столько на то, что играют, сколько на то, как играют. Этому же способствовал и «антипсихологизм» героев комедии. Зрители «Петрушки», чьи эстетические идеалы и художественный вкус воспитывались в основном на фольклорных произведениях, не требовали наличия в комедии психологической разработки характеров, им нравилось следить за тем, что станет делать тот или иной уже известный персонаж, оказавшись в данной ситуации. В этом театре все действующие лица, «хорошо известные народному зрителю из жизни, из быта... входили в пьесу уже вполне сложившимися, и не их „развитие было интересно зрителю, а их „преодоление, их посрамление».
Большая роль в комедии отводилась музыкальным вставкам. Танцы и песни, мелодии шарманки являлись не просто музыкальным оформлением спектакля, они призваны были настраивать публику на веселый, праздничный лад, создавать дополнительный комический эффект путем контрастного соотношения мелодии и действия, служить характеристикой персонажей, разнообразить темп, иначе говоря, вместе с другими поэтическими и сценическими приемами делать представление живым и ярким зрелищем. В связи с этим необходимо несколько слов сказать о музыканте в театре «Петрушки».
Музыканта можно без преувеличения считать вторым после Петрушки героем народной кукольной комедии. В классическом петрушечном представлении он исполнял одновременно три обязанности: сопровождал спектакль игрой на каком-либо музыкальном инструменте (обычно это шарманка с небольшим набором мелодий); был собеседником Петрушки, становясь в какие-то моменты участником изображаемого на сцене действия; выступал как посредник между зрителями и куклами (пояснял действия Петрушки, по просьбе последнего собирал с публики деньги за представление). Если средства позволяли кукольнику пригласить целый оркестр, то помощник, по традиции называвшийся музыкантом, полностью превращался в соучастника спектакля, подталкивая, направляя, провоцируя своими репликами поступки и действия, перемежая их комическими диалогами с Петрушкой и другими персонажами комедии.
Петрушка, да и сама комедия прошли интересный, сложный путь, вобрав иностранные и русские черты, переработав и по-особому освоив богатый зрелищный фольклор, комические и сатирические жанры русского народного творчества, достижения демократического театра XVII—XVIII веков и народной драмы.
О том, какое влияние оказали спектакли иностранных кукольников на формирование театра «Петрушки», можно судить по двум представлениям, о которых рассказали Д. В. Григорович и Ф. М. Достоевский.
Очерк Д. В. Григоровича «Петербургские шарманщики», написанный в 1843 году, содержит первое описание петрушечной комедии. На близость итальянскому образцу указывает не только тот факт, что владельцами шарманок и кукол бывали в столице, как правило, итальянцы, но и содержание комедии в пересказе Д. В. Григоровича, где главным героем является «Пучинелла», а Петрушка лишь в конце приходит ему па помощь.
Вариантом типично итальянского кукольного спектакля можно считать и представление, виденное в январе 1876 года Ф. М. Достоевским и И. Ф. Горбуновым. В этом случае сюжет комедии был построен на столкновении двух центральных персонажей — Петрушки и «Пульчинеля», которые здесь выступали в ролях дзанни — обязательных героев итальянской комедии масок.
Комедия на протяжении полувека находилась в процессе становления, она как бы пробовала разные варианты. Если на севере, в частности в Петербурге, она столкнулась с многовековой итальянской кукольной традицией, то на юге России «Петрушка» не сразу порвал с сильной вертепной традицией.
В периоды спада революционного настроения, реакции и гонения на все мало-мальски оппозиционно настроенное цензура распространялась и на народные театральные представления. Полицейскому преследованию подвергались и петрушечники, чей острый язык давал к тому многочисленные поводы. Комедия о Петрушке продолжала веселить народ, но кукольникам часто приходилось сглаживать сатиру, особенно при больших скоплениях народа (ярмарки, гулянья), когда в толпе могли находиться полицейские и осведомители. Из осторожности кукольники и собирателям не всегда давали тот текст, который имели, так сказать, «про себя». Можно предположить, что в провинции, и прежде всего там, где господствовала традиция вертепных, батлеечных представлений, чаще показывали конечную победу Петрушки, уподобляя его запорожцу — герою украинского театра, который, как известно, всегда удачно расправлялся с чертями. Но и в традиционных спектаклях (с гибелью Петрушки в финале) завершение приключений героя в лапах собаки вносило дополнительный комизм и веру в невозможность «всамделишной» смерти любимца публики. Смешным и нелепым выглядел испуг Петрушки перед небольшой шавкой после внушительных побед над квартальным, офицером, барином и прочими, и исчезновение его воспринималось без всякого сожаления. Все знали, что Петрушка вновь через некоторое время выскочит из-за ширмы со своей дубинкой и опять начнет колотить направо и налево попавшихся под руку недругов.
Около века Петрушка оставался любимцем простого народа, недаром М. Горький ставил его в один ряд с такими, по его словам, наиболее глубокими и яркими, художественно совершенными типами героев, созданными фольклором, как Геркулес, Прометей, Микула Селянинович, Святогор, Фауст, Василиса Премудрая, Иван-дурак. Представления комедии всегда ощущались как праздник. Около ширмы, на которой буйствовал Петрушка, бывало многолюдно и очень оживленно. Стоило появиться петрушечнику — ив зрителях недостатка не было:
К нам во двор шарманщик нынче по весне
Притащил актеров труппу на спине. ..
Развернул он ширму посреди двора;
Дворники, лакеи, прачки, кучера
Возле ширм столпились, чтобы поглазеть,
Как Петрушка будет представлять комедь.
Так писал об этом народном развлечении Г. Н. Жулев в стихотворении, которое частично уже цитировалось.
Однако к началу XX столетия о славе и распространенности «Петрушки» стали говорить в прошедшем времени. «Сравнительно не так давно, — сетовала в 1899 году газета «Новое время» в статье, посвященной кукольному театру, — еще на нашей памяти, «Петрушка» прогуливался если не повсюду, то по многим городам нашей пространной России и собирал вокруг себя не только детей, но и взрослых, пленяя последних своеобразным и неподдельным юмором. «Петрушка» всем был приятен, никому не мешал, и вдруг он как будто исчез, испарился. «Петрушки» вдруг не стало».
Действительно, «Петрушка» не намного пережил XIX век. Как массовое явление народно-ярмарочной культуры он прекратил свое существование примерно с десятых годов XX столетия. И хотя он еще долгое время продолжал появляться над ширмой, размахивать своей дубинкой, но уже не занимал того заметного места в кругу народных развлечений, не был главным героем ярмарки. Интересы народа стали иными, на смену Петрушке пришли другие заботы и забавы.
Вторую жизнь Петрушка получил после 1917 года, когда ненадолго вновь обрел известность.
Некрылова, А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Конец XVIII – начало - XX века / А.Ф. Некрылова.- Л.: Искусство, 1984.- С.68-85.: ил.